Пушкарева Юлия Евгеньевна
Хроники Обетованного. Клинки и крылья
НО ПОМНИМ МЫ ...
Рассудок, умная игра твоя -
Струенье невещественного света,
Легчайших эльфов пляска, - и на это
Мы променяли тяжесть бытия.
Осмыслен, высветлен весь мир в уме,
Всем правит ме ра, всюду строй царит,
И только в глубине подспудной спит
Тоска по крови, по судьбе, по тьме.
Как в пустоте кружащаяся твердь,
Наш дух к игре высокой устремлён.
Но помним мы насущности закон:
Зачатье и рожденье, боль и смерть.
Герман Гессе (из романа "Игра в бисер").
Перевод С. Аверинцева
ПРОЛОГ
Старые горы, Гха'а (город агхов)
Ночью Кетхе, дочери Кольдара из клана Белой горы, снова приснился Бадвагур. Она не очень удивилась, потому что в последнее время это случалось всё чаще. Кетха даже не запомнила, что именно там, во сне, происходило: нечто запутанное, радостное и тревожное. Сеть из дорог в снегах, знакомый перевал, тёмное горло пещеры, где они с Бадвагуром виделись тайком от её родителей и брата, вождя клана... И, конечно же, камни. Их цвета проступали на сколотых гранях грубо и медлительно, но потом умелые пальцы резчика придавали им более миролюбивый, осмысленный вид.
Просыпаться ей не хотелось.
Кетха встала раньше всех и, одевшись, тихонько толкнула дверь. В общей части дома было темно и пусто. Из спальни Тингора доносился раскатистый храп, за дверью родителей застыла тишина. Ноги Кетхи - маленькие и быстрые, как у истинной агхи - ступали мягко и не создавали шума, но всё равно каждый выдох казался ей оглушительно громким. Что будет, если кто-нибудь проснётся и выглянет?..
Она вздохнула, пряча под накидку растрёпанные со сна волосы. Стянула ремешки ботинок из козьей кожи, одёрнула платье, мельком - по привычке - заглянула в зеркальце: если честно - так себе, круглощёкое и заспанное лицо... Бадвагур, пожалуй, никогда не видел её такой; и слава духам гор. Если они всё-таки поженятся ("Не если, а когда", - сердито исправила себя Кетха: ведь она (сердце тут всё ещё пропускало удар) - его наречённая невеста...), то, может быть, увидит. А может, и нет: мать учила Кетху, что хорошая жена должна оставаться самой красивой агхой для своего мужа... Или хотя бы пытаться - если уж вместо алмазного сияния ей досталась тусклая миловидность берилла.
Кетха наскоро собралась; от волнения лицо стянуло неосознанной улыбкой. Проснётся ли брат? Вряд ли. Вчера Тингор опять допоздна засиделся с делами, добивая и без того подслеповатые глаза над громадной пергаментной книгой, куда вносились записи о судебных разбирательствах в Гха'а. Как и всякая агха, Кетха не умела читать, так что ряды жирных (а на первых страницах - старых и выцветших), угловатых рун оставались для неё почтенной тайной. Отец с гордостью (он вообще гордился Тингором так, что это иногда смущало посторонних) рассказывал Кетхе, что именно её брат, его крутоплечий сын, теперь отвечает за закон Семерых в Городе-под-горами. Полагалось радоваться и удивляться каждый раз так, будто слышишь впервые: отец давно начал забывать, о чём уже говорил. Мать шикала на Кетху, если в нужных местах речи она не улыбалась.
В последнее время Тингору, кажется, вообще всё больше доверяли среди Семерых - вождей кланов Гха'а, совет которых испокон веков решал все внутренние дела. Кумушки с их яруса, собираясь вечерами вокруг пещерного источника, шептались о том, что старый Далавар начинает сдавать. Тингор - молодой, отчаянный и настроенный на свирепые битвы с людьми - начинал завоёвывать любовь города. Он один во всём Гха'а, наверное, осмеливался открыто радоваться падению Ти'арга, который столетия назад своим возвышением оттеснил агхов далеко в горы и обрёк их на нищету. Люди, по его мнению, как были, так и остались врагами детей гор, и ничто в мире не способно закончить эту древнюю вражду... Так думали многие, но один Тингор кричал на каждом углу; глаза его при этом краснели, а в уголках губ скапливалась слюна - Кетхе становилось грустно и слегка противно, когда она видела его таким. "Пусть они перегрызутся друг с другом и вернут нам наконец-то место в Обетованном! - пытаясь кричать повнушительнее, Тингор постоянно срывал голос и задыхался. - Если только королева Хелт и додумалась до этого - прекрасно, пусть делает с южными королевствами, что ей угодно, а потом поделит их с нами. Проще будет ужиться с Альсунгом, чем со лжецами из Ти'арга и Дорелии - сколько раз... - (тут Тингор обычно тыкал пальцем в сторону архивов Гха'а - или в ту сторону, где они, на его взгляд, должны были находиться), - сколько раз их короли обманывали наших предков? В любой нашей хронике об их подлости больше страниц, чем о нашем величии!.."
Вздохнув, Кетха натянула пояс с серебряными бляшками - он обозначал статус незамужней девушки. Одну из бляшек украшала крошечная фигурка из оникса, одна из подаренных Бадвагуром статуэток, и Кетха намеренно задержала на ней пальцы. За годы - долгие годы, с детства - у неё скопилось немаленькое собрание статуэток Бадвагура: больших и маленьких, вырезанных небрежно или до занудности тщательно, в течение нескольких лун. На поясе была длинноволосая девушка с рыбьим хвостом вместо ног - русалка. Кетха упоённо повторила про себя диковинное слово: от него веяло жутью, волшебством и морем - всем, чего она никогда не видела. На рисунки с женщинами-рыбами Бадвагур, конечно, наткнулся в архивах; он любил копаться там не меньше, чем вырезать. Наткнулся - и не мог уснуть несколько ночей, пока не вырезал сто шестой подарок для Кетхи...
Кетха опустила голову, на секунду замерев в тишине каменного дома. Ей вспомнилось то, что не должно вспоминаться, вернулась боль - свирепая, точно долгие зимние вьюги на перевалах. Нет от такой боли ни тепла, ни спасения.
На последнем Совете Семерых Тингор отдал голос за то, чтобы Бадвагура признали кхилиру - отщепенцем, изгнанником, нежеланным гостем под родным хребтом. Если он осмелится вернуться, входы в Гха'а будут для него закрыты - потому что нет иной судьбы для того, кто пролил кровь сородича...
Бедный Мунидар. Он был угрюм, но слишком уж любил пиво и (соответственно) грязноватые шутки. От Кетхи, как и от девушек вообще, стыдливо укрывали их смысл, но она, чуя грязь, вспыхивала всякий раз, оказываясь с Мунидаром в одной компании. Мунидар был недурным ювелиром, приятелем Тингора и доводился им (если Кетха правильно помнила) четвероюродным братом. Клан Белой горы долго оплакивал его, однако никто почему-то не спросил открыто - а Кетха спросила бы, будь у неё право на это, - как, собственно, могла произойти такая беда? Пусть Бадвагур сбежал ночью, точно вор, вдвоём с вероломным некромантом (а именно так выражался Тингор, зачитывая обвинение), но что Мунидар - с оружием и в доспехах! - забыл в той же самой заброшенной шахте?.. Он не мог, просто не мог оказаться там случайно, и это мучило Кетху. Она не понимала, как может мать чувствовать то же самое - и смотреть на Тингора с прежней любовью.