Сейчас Нитлоту казалось - хотя в нынешнем состоянии это, вполне возможно, было самоубеждением, - что именно Индрис подарила ему прозвище Зануды, которое так прочно успело прирасти. Вероятно, в её расцвеченную магией голову оно пришло раньше, чем под строгий пробор Ниамор...
Индрис была подругой Ниамор, но никак не её обделённого судьбой, рано полысевшего, ворчливого брата. Индрис и в Дорелию поехала, чтобы помочь Альену. Альену, а не ему. Надо не просто понимать это, но и ежечасно помнить - а то он вконец распустил себя, заигрался в детство. Пора прекращать.
Ну и что, если под тенью призрачного дракона, чьи когти опускались всё ниже, Нитлот только и думал, что об Индрис? Никого это не интересует, и никогда не будет интересовать. Он обязан выходить её, как выхаживают боевого товарища. В качестве которого она, кстати, отлично себя проявила.
Ложка снова погрузилась в зелье, но продвигалась всё труднее, как в жидком тесте. Нитлот смотрел в хвойную чащу, тщетно пытаясь уловить хоть какие-то звуки их крошечного, потрёпанного лагеря. Он ушёл довольно далеко за деревья, чтобы никому не мешать (а если начистоту - чтобы ему не мешали), но чуткий ветер иногда доносил запах лекарств и кислого пота. Запах усталости, голода, дюжины лежачих больных... Нитлот поморщился; взял ложку в зубы и, покряхтывая, снял котелок с огня. Их стоянка тревожила весеннюю свежесть леса, рушила его хрупкую красоту, а взамен обдавала вонью неустроенной, уродливой жизни. Кажется, он скоро совсем поймёт Альена и его выбор убежища: вряд ли что-то могло превзойти Домик-на-Дубе...
Что ж, пора отнести Индрис новую порцию зелья. А заодно - поговорить с лордом Толмэ, чтобы предложить наконец ему свой сумасшедший план... В его сумасшествии Нитлот не сомневался, но не видел иных путей. Какие времена, такие и планы.
К тому же Индрис время от времени уже приходит в себя - а в его идее ровно столько безумного, чтобы ей понравилось.
***
Отогнув засаленный полог палатки, Нитлот чуть не опрокинул котёл; весело было бы вдобавок к лицу ошпарить колени... Целительство требует жертв.
Рядом с лежанкой Индрис - они с Тейором набили её тюфяк свежим сеном, которое осталось в запасах для не переживших битву лошадей, - рядом с этой лежанкой, стоившей ему стольких хлопот, стоял посторонний. Толстый парень-мечник из десятка рыцаря по имени Гоннат; Нитлот забыл, как его зовут. Квадратная челюсть, маленькие голубые глазки и пальцы толщиной с сосиски - такого хоть сейчас разведчиком в армию Альсунга: примут за своего. Грязные светлые пряди торчали из-под повязки у парня на голове; Нитлот вспомнил, что он ещё не оправился от серьёзной раны. Рана, тем не менее, его совершенно не оправдывает.
Индрис нужен абсолютный покой - никаких мыслей, кроме этой, у Нитлота не осталось. К Индрис сейчас нельзя - никому нельзя к ней, за исключением его, ну и (так уж и быть) Тейора. А этот увалень стоит тут, как у себя дома или в трактире. Нитлот задохнулся от возмущения.
- Ты что здесь делаешь? - сердито-громким шёпотом спросил он, поставив котелок на середину палатки. Парень испуганно таращился на него, по-рыбьи приоткрыв рот. - Не знаешь, что леди волшебница больна? А ну-ка проваливай!
- Меня зовут Вилтор, господин волшебник, - проблеял парень, безуспешно стараясь говорить тихо. - Вилтор аи Мейго. Я сын пекаря, лучшего пекаря в Энторе.
Может, рана на голове была опаснее, чем ему показалось?..
- Я не просил тебя представиться, Вилтор аи Мейго, - медленно, с большими паузами, уточнил Нитлот. - Я просил тебя убраться, причём сейчас. Выход вон там.
- Не прогоняйте меня, господин волшебник, - парень подпустил в голос жалкой мольбы, чем только сильнее разозлил Нитлота. - Миледи Индрис была рада, что я пришёл. Ей так скучно одной...
- Что ты несёшь? - прошипел Нитлот, практически уверившись, что толстяк тронулся умом. Только ненормальных им здесь не хватало - посреди леса, в окружении, почти без еды...
Но тут случилось невероятное: Индрис слабо пошевелилась. Позабыв о сыне пекаря, Нитлот бросился к ней, осторожно убрал со впалой щеки густую волнистую прядь - после "огненной цепи" волосы Индрис невесть почему стали просто тёмно-каштановыми. Её зеркало треснуло, Дар истощился: нащупывая сознание Индрис на изнанке реальности, пытаясь вернуть её из Мира-за-стеклом, Нитлот видел нечто тусклое и растерянное на месте разноцветного, полного юной свежести - того, что помнилось раньше. Он знал, что восстановиться полностью Индрис сможет только в Долине. И кто знает, когда она теперь там окажется...
Утренний жар спал; кожа Индрис была холодной и чуть-чуть влажноватой от пота. Вчера она дважды очнулась, но лишь на несколько мгновений, и сил на связные разговоры у неё не хватало. С чего же этот белобрысый мечник взял, что Индрис рада подобным гостям?.. Нитлот ощутил покусывания ревности - злорадные, как у чёрных одноглазых крыс на равнине Ра'илг.
Тех самых, что одарили сына пекаря следами от чёрных болячек по всему телу... Нитлот вспомнил, как обрабатывал его раны - ничего смертельного не было, парню, можно сказать, повезло; но из-за отметин зрелище выходило вдвойне жутким.
Дрогнули густые, слегка подпалённые магией ресницы Индрис; от улыбки на щеках прояснились знакомые ямочки. Нитлот бережно приобнял её за плечи, поддерживая запрокинувшуюся голову. Мышцы шеи особенно слабы после долгой неподвижности... Только вот откуда он, никогда не касавшийся целительства, знает это? Неужели из собственного беспамятства и рук Соуша, грязных в то время ещё не от чернил?..
- Зануда, - хрипло сказала Индрис, и что-то томяще перевернулось у Нитлота в животе. - Не прогоняй Вилтора. Мы подружились ещё в столице, я за... - она сделала резкий вдох, попытавшись кашлянуть, но вышел снова хрип. - Зачаровывала его меч. Ты должен помнить.
- Тсс, тихо... Всё хорошо, - протяжно, будто ребёнку, прошептал Нитлот. Зубы у него стучали, и стоило немалых усилий заставить руки не трястись; Индрис пришла в себя, а он - фактически - обнимал Индрис... Живую, тяжёлую, тёплую. Он сердито мотнул головой в сторону Вилтора, а потом кивнул на тюфяк; у дорелийца хватило ума поправить подстилку и взбить слежавшееся сено. - Он останется, если хочешь. Как ты?
Последнюю фразу - очень банальную, но очень нужную сейчас - он произнёс на языке Долины. И Индрис, хвала Порядку, отнеслась к ней вполне серьёзно.
- Кажется, лучше. Правда, - она нахмурилась; взгляд широко расставленных, по-кошачьи округлых глаз постепенно фокусировался, и Нитлот, замерев, наблюдал, как то растёт, то уменьшается чернота зрачков. Глаза Индрис жадно вбирали полог палатки, балахон Нитлота, котелок, мешки с бинтами и припасами; её рот по-детски приоткрылся, казалось, она пьёт и никак не может напиться...
Напиться - ну конечно! Почему же он такой беспамятный чурбан?..
- Я сварил тебе новую порцию зелья, - засуетился он, укладывая Индрис удобнее. - Сейчас налью... Хочешь на другой бок? Или, может, сесть?
- Я могу помочь, - влез Вилтор. Он ни слова не понял, но, видимо, догадался, о чём идёт речь. Нитлот отмахнулся; Индрис улыбнулась - намного шире и осмысленнее.
- Пока полежу так, ничего со мной не случится... Уже ничего, - с бархатистой скорбью прибавила она - так, чтобы Нитлот понял: это "уже" ценнее всех многословных благодарностей. Он поскорее кинулся к котелку, чтобы не пялиться на Индрис с идиотски-ликующим видом.
Вновь помешивая загустевшее зелье, Нитлот заметил, что руки слегка дрожат. Он выругался про себя. То, что Индрис вернулась оттуда, что она жива и говорит с ним, казалось чем-то нереальным, настолько прекрасным, что Обетованному просто не вместить такую красоту - разве что Лэфлиенну за морем или другим, более совершенным мирам... Нитлот отошёл к своему мешку, пальцами обтёр пыль с мерного флакончика и горестно вздохнул. Сколько можно, в самом деле, этой дурацкой поэзии? Где прежний, разумный Зануда, который всегда знал, что он обязан делать, а что непозволительно?..