И ещё на него вдруг, глупым ударом вдохновения, нашло понимание того, почему Альен отдал семь лет жизни и бессмертную (ну, хотя бы в теории) душу ради бесполезных попыток вернуть Фиенни. Он не знал теперь, как вёл бы себя, если бы Индрис не вернулась.
- Мастера отольют для тебя новое зеркало, как только мы снова будем в Долине, - как можно увереннее сказал он, прислушиваясь к шумам за палаткой: не идёт ли лорд Толмэ, надумав выслушать лопоухого колдуна?.. - Кстати...
- Нет, - Индрис отвернулась, отвечая на не заданный вслух вопрос. - Не представляю, почему, но Фаэнто я там не видела.
ГЛАВА III
Минши, остров Гюлея
Просто дышать. Это так легко. Вдох и выдох, а потом снова вдох.
Что может быть проще? Дышать, и всё - это так легко. Даже когда ты один.
Альен лежал с закрытыми глазами, пока солнце не начало припекать. Луч пополз по синей шёлковой подкладке на его циновке, испестрил её складки бессмысленно-радостными бликами. Рассвет - ещё один.
Уже несколько ночей Альен не мог заставить себя спать. Сварил себе успокаивающее зелье по старому, надёжному, как затверженная формула, рецепту - он раздобыл его, пока бродил когда-то по Феорну.
Не помогло.
Зелье горькой дрянью проскальзывало в горло, туманило мозг, разрушая и без того хлипкие связи событий и мыслей. Ривэн крутился рядом и предлагал то подсластить отвар мёдом, то закусить какими-нибудь пряными вкусностями. Альен скрипел зубами, терпеливо отмалчивался. Он знал, что Ривэн спит не лучше его.
Альен не любил растравлять себя воспоминаниями - точнее, воспоминаниям его компания нравилась определённо больше, чем наоборот. Однако сейчас наступил момент, когда он просто не мог это контролировать. Долгая ночь, проведённая с Бадвагуром в подвальчике дома Ар-Лараха, среди мешков со специями, возвращалась в новых и новых подробностях. Даже разговор с королём Минши в его памяти растерял остроту - как, впрочем, и то, что случилось потом.
А потом случилось (если судить со стороны) немало примечательного. Альена и Ривэна оправдали, причём публично и с извинениями; продуманнейшая, надо сказать, издёвка Сен-Ти-Йи - будто вот такие подачки могут хоть что-нибудь изменить... Альен помнил, как сверкало на солнце одеяние короля, на этот раз бледно-розовое, "цвета нежного лосося" (как манерно выражались дамы при дворе Ти'арга, ни разу не видевшие живого лосося). Помнил, как его величество вывел их с Ривэном под руки на помост базарной площади, представив жителям Гюлеи "дорогими гостями королевства". Смешной, ненужный фарс. Ривэн вернулся с допроса в целом довольным, хотя и с синяком под глазом - как выяснилось, впрочем, появившимся от встречи с Ван-Дир-Го. Раб ещё и сопротивлялся, выходит. А может быть, Ривэн просто слишком разошёлся, отстаивая справедливость или воображая себя грозным мстителем. С ним такое случается.
Как бы там ни было, нет никакой разницы.
Альен уже рассказал тогда о Бадвагуре... Кажется, рассказал. Сейчас он не был уверен. Но до Ривэна, кажется, не сразу дошла суть: так он был поражён неожиданной милостью короля, и блеском вельмож Гюлеи, и гулом толпы под солёным ветром с моря. Свобода и свежесть после ночи, проведённой в обществе шайхов-допрашивателей, вконец опьянили его.
Стоя рядом, Альен тихо ненавидел каждую его чёрточку - от сальных волос до кривых бровей и размазанной грязи на виске. Ему было искренне непонятно, как можно чувствовать себя настолько нормально, если Бадвагур совершил то, что совершил? Если такое вообще возможно?..
Герой одной древней легенды, которая нравилась Альену в юности, выяснил, что убил собственного отца и разделил ложе с матерью: просто жил много лет, не подозревая, что знал их обоих. Подробности уже выцвели в памяти - как бывает с чем-то особенно потрясшим, когда помнится лишь общее впечатление. Поэтому Альен не помнил, что именно случилось с героем - умер он, или сошёл с ума, или продолжил ковылять по земле, по капле изживая свой позор и своё страдание?.. Как бы там ни было, после первого прочтения (сам момент сохранился отчётливо, будто в зеркале воспоминаний) Альен долго сидел в библиотеке Кинбралана, не шевелясь, с прямой спиной. В голове у него тогда тоже не укладывалось, как дальше жить, если такое возможно.
Выбор Бадвагура был не менее невероятным и страшным, чем судьба героя легенды. А может, и более - это как посмотреть.
- Как ты убедила его? - шепнул он Сен-Ти-Йи, как только их провели в новые, специально приготовленные для гостей короля покои. Неужели это вчера произошло? Точно, вчера. А кажется, что тусклая вечность уже проскользнула мимо, ничем не задев его.
Рабыни Ар-Лараха наполнили для Альена и Ривэна ванну с ванильным маслом и имбирём, потом принесли еду и кезоррианские вина. "Сын Солнца благосклонен к вам - он хочет, чтобы вы ни в чём не нуждались". Милая родинка на мочке уха, опущенные долу глаза... Рабыня была тонкой и изящной, как молодая яблоня, но в её взгляде на себя Альен не прочёл ничего нового - скрываемое вожделение женщины, которая давно и накрепко убедилась в том, что она именно женщина. Он отпустил её парой вежливых слов - вежливых и бессодержательных, как многие обороты в миншийском.
От искушения помыться Альен не удержался, но кусок ему в горло не лез. Он довольно долго ждал ответа от Сен-Ти-Йи. Может, высокомерная тауриллиан просто не хочет посвящать жалкого смертного в тайны своего мастерства?..
Да нет, вряд ли. Минувшей ночью та же тауриллиан уже открыла "смертному" многое - по крайней мере, свой третий глаз и чёрные рожки.
Старушка скривила в усмешке безгубый рот. После того, как Альен встретился с настоящей Сен-Ти-Йи - такой нечеловечески прекрасной, что становилось жутко и тянуло писать пьяные стихи, - это тело, позаимствованное ею напрокат, казалось ему ещё более жёлтым, жалким и сморщенным.
- Ты недооцениваешь меня, Альен Тоури. Есть другие способы, - прошелестела она. Ривэн, как раз выбравшийся из ванны у него за спиной, сдавленно вскрикнул и нырнул в халат - ни дать ни взять оскорблённая невинность.
- Что тут делает это пугало?! Как она вошла?!
- Только что, через дверь, - вздохнул Альен. Узор, который он машинально вычерчивал кончиками пальцев, складывался в символы для заклятия успокоения - известной в Долине вещи, одной из первых при обучении новичков. Вот только сейчас оно, увы, как никогда бесполезно.
- Ты же сказал, что это она предала нас?..
- Нет, - качнул головой Альен, пытаясь разгадать печальную улыбку Сен-Ти-Йи. Он сидел на коврике для медитаций Прародителю, скрестив ноги, и готовился к очередному Самому Главному Разговору. Такого рода Разговоры уже порядком надоели ему, а самое главное, ни к чему не приводили... Ни к чему, кроме смерти. Ведь так, Бадвагур?.. Где ты сейчас и что делаешь? Попал ли в золотые пещеры Катхагана? На его месте я бы сделал тебя своим личным резчиком по камню - до тех пор, пока держится Обетованное. - Нет, Ривэн. Скорее уж ей предали нас. А возможно, и это не потребовалось.
- Ничего не понимаю! - в отчаянии провозгласил Ривэн, пытаясь отыскать что-нибудь подходящее в ворохе чистой одежды. Вода в огромной ванне заметно помутнела после его купания. - Ты сказал, что Бадвагура... - он вздохнул; надо отдать должное, вполне искренне. - Что Бадвагур... Что... - посмуглевшие руки мальчишки растерянно дрогнули и опустились; он нахмурился, точно стоял на тёмной улице и не мог припомнить дорогу.
Альен посочувствовал ему, потому что понимал как никогда хорошо. Бесконечные часы он просидел в темноте рядом с телом агха, постепенно теряющим тепло; при свете волшебного огонька он видел, как заостряются грубоватые черты и впадают щёки, он слышал тишину на месте ровного дыхания. Он был некромантом и не по-хорошему привык к смерти - в каком-то смысле даже затерялся в ней, как в Волчьей Пустоши или дурманящих снадобьях. Зрелище смерти лучше, чем что-либо другое, помогало бежать от себя. Но мёртвый Бадвагур был чем-то настолько неправильным, нелепым, несправедливым - с этим просто нельзя было примириться. Альен не помнил точно, что делал там: звал ли его, тряс ли за руки, разбирал ли, ничего не соображая, гребнем рыжеватую бороду... Нитлот или Люв-Эйх наверняка злобно радовались бы, увидев его таким. Лучше уж думать, что ничего этого не было - не было, и всё.