В отличие от своих приближенных, обвешанных оружием и закутанных в какие-то куски ткани, Альдо выглядел вполне цивилизованно в свободной белой рубахе, расшитой золотыми нитями и черных штанах. За широкий пояс, украшенный коваными бляхами, были заткнуты два длинных чуть изогнутых ножа, с витыми рукоятками.
Его лицо не было надменным, оно было суровым, почти жестоким. Он смотрел на меня, слегка прищурившись, как зверь. Еще немного и у него на лбу загорится надпись: «Играю с добычей».
- Ты должна поклониться и не поднимать голову, пока эр-рех не позволит этого, Нури быстро шептала мне инструкции.
Не дождется! Рядом с креслом Альдо, немного в стороне, стояло еще одно кресло, поменьше, никем не занятое. Проигнорировав страшный шепот Нури, я шагнула вперед и опустилась на подушку, стараясь сохранить на лице презрение ко всем вокруг. Сердце стучало как барабан, еще немного и я услышу эхо.
Тихо ахнув, Нури пристроилась на маленькой скамеечке рядом со мной.
Несколько минут в зале стояла гробовая тишина. Наконец, Альдо, не поворачивая головы, сказал:
- Кирен, моя ноэль, - он небрежно махнул рукой в мою сторону, сказав несколько слов на своем тарабарском языке.
- Альдо - извращенец, похититель, маньяк и хам, - в тон ему отозвалась я и так же махнула рукой. - Переведи, Нури.
Он повернулся ко мне, и почти не разжимая губ, прошипел:
-Зря стараешься, никто из них не знает твоего птичьего языка. А Нури умная девочка и промолчит.
- Кира, - поправила я его. - Меня зовут Кира.
- Звали, - отрезал он. - скривившись, ответил Альдо.
Я скосила глаза на Нури, она, втянув голову в плечи, сжалась на своем месте.
Свою коронную фразу я решила приберечь напоследок, и поэтому произнесла первый вариант приветствия, стараясь улыбаться как можно более очаровательно.
Нури заметно расслабилась, а Альдо благосклонно наклонил голову.
- Молодец, - тихо сказал он, поднялся и протянул мне руку.
Альдо подвел меня к небольшому столику, на котором стояла корявая деревянная чаша, бутылка с чем-то темным, кожаный шнурок и нож. Нож мне сразу не понравился.
Я, выжидала, не понимая и слова из того, что говорил Альдо и высокомерные дядьки в бурнусах. Постепенно вокруг нас образовался правильный круг из обвешанных оружием мужиков, а рядом с Альдо встал отец Нури, Ахлат. С торжественным видом он поднял вверх руки, и стало так тихо, как будто разом выключились все звуки на свете.
Альдо протянул ему руку и едва слышно прошептал:
- Делай, как я.
Я сделала, какой смысл упираться? Все равно заставят.
У Ахлата был глубокий мелодичный голос, он читал нараспев что-то вроде стихов, а окружающие нас мужчины повторяли последние слова каждой строки. Было совершенно ничего не понятно, но очень красиво и торжественно.
Продолжая говорить, Ахлат протянул Савару нож.
- Смотри в глаза, - последовал очередной приказ.
Альдо, не отрывая от меня глаз, полоснул лезвием по своей ладони, и в подставленную чашку закапала кровь. Я слишком поздно догадалась о том, что будет дальше и не успела отдернуть руку. Нож был таким острым, что я ничего не почувствовала, глупо уставившись на окровавленную ладонь. Ахлат соединил наши ладони и ловко обмотал их шнурком, высоко подняв наши руки. Все вокруг зашумели и затопали ногами, а в чашу с темным вином потихоньку капала наша кровь. От смешанного запаха вина и крови меня замутило, но Альдо, быстро сунул эту треклятую чашку прямо под нос и прошипел: «Пей». Изо всех сил борясь с тошнотой, я собиралась едва пригубить этот «коктейль», а вместо этого по непонятной причине сделала хороший глоток. Савар быстро допил остальное, перевернул чашку и, глядя мне в глаза медленно заговорил, чужая речь звучала завораживающе. Как только он произнес последнее слово, вокруг раздался такой топот и рев, что стены задрожали.
- Теперь ты никуда от меня не денешься, ноэль.
Все это Альдо прошептал мне на ухо, а потом притянул меня к себе и быстро поцеловал.
Наши окровавленные руки лежали рядом, пока звучали многочисленные поздравления. Нури оживилась и потихоньку переводила. Я улыбалась.
От идиотской улыбки уже сводило скулы, когда в зал вошли двое юношей, на которых смотреть было намного приятней, чем на всех остальных. За такую рельефную мускулатуру, как у них, многие модели согласились бы продать душу. Я оживилась, моя улыбка стала искренней. Уставившись на младшего, я с интересом рассматривала его, пока он не покраснел.
Молодые люди внесли в зал несколько сундуков обвешанных печатями и встали рядом с ними. Из-за их широких спин вынырнул местный старик Хоттабыч в широком голубом халате.