– Но…
– И зачем эльфенку женское украшение, от которого за версту несет черным колдовством?!
– Миринор был некромантом, а не черным, – поправила Мирисиниэль, но фея раздраженно отмахнулась:
– Знаю я, кем он был! И вижу, кто ты есть! И о тебе все знаю!
– Кто ты? – нахмурилась Мири, но в этот момент послышалось шипение боевого мага, и ей пришлось вспомнить о битве.
Вовремя. Пока эльфийка и фея беседовали, Гримкин не терял драгоценных лирн, он атаковал, а человек отбивался. И, как бы ни был силен боевой маг, против коварства и колдовства он оказался слабым. Мирисиниэль винила себя за то, что упустила шанс.
– Принцесса! – позвала фея, замечая, как расстроена ее собеседница. – Чем я могу помочь?
– Унеси венец! – Мири не хотелось, чтобы творение эльфа-некроманта попало не в те руки, а фея сумеет сберечь проклятое украшение.
– Ладно. А как же ты? – фея уже присматривалась к суме, определяясь, какое заклинание использовать, чтобы уменьшить ношу.
– Обо мне не тревожься… Выбор сделан, – Мирисиниэль улыбнулась всем бедам назло, магия трепетала в ее хрупком теле. Сила, данная от рождения принцессе, просыпалась, и природа ощущала ее приближение. Фея тоже чувствовала, что собирается сделать эльфийка.
– Я найду тебя, – только и сказала она Мири и, понимая, как важна каждая ирна, отвернулась к суме.
Мирисиниэль – принцесса Сверкающего Дола – с детства знала, что таит в себе ее магическая сила, была прекрасно осведомлена, насколько опасно волшебство, словно вторая кровь бегущее по ее венам, представляла, сколько раз сможет призвать всю мощь своей магии. Наступил подходящий момент. Если брат призвал Гримкина, а тот добился помощи Лютого, то Мири их остановит, потому что понимает, чем грозят Омуру черные.
Последний, невольный, чуть рассеянный взгляд на светловолосого мага, сражающегося с врагами, а затем глубокий вдох. Мирисиниэль отрешилась от действительности, ощутила легкость в теле, вообразила, будто отрывается от земли и летит, подобно вольной птице к высокому небу. Губы ее шевелились, произнося слова заклинания, прося откликнуться на призыв светлое и живое, вознести молитву солнцу, попросить его ускорить свое восхождение на небосклон, улыбнуться, глядя в его сияющий лик, и сгореть в его огне, принося себя в жертву ради продолжения жизни на Омуре.
Так легко, как в этот миг, Мири не было никогда. Она призвала воздух, и он стал ее крыльями, поднял над землей. Ветви потянулись к ней, чтобы поддержать, помочь взлететь к самым облакам. Листья, взметнувшиеся с земли, закрывали обзор всем недругам, чтобы не помешали вольному полету. Мирисиниэль смотрела только в небеса, ее глаза начинали слезиться от яркого света поднимающегося солнца. Она широко раскинула руки, как будто готовилась обнять восходящее светило. Тихие слова переходили в крики, когда она умоляла солнце прогнать тьму. И оно услышало, не могло не услышать, и показало свой ярко-алый край с короной из золотых лучей.
Мири улыбнулась сквозь слезы, готовая встретиться с солнцем лицом к лицу. Светило торопилось явить миру свой сияющий лик, изгнать тьму, затопив яростным светом каждый уголок, заключить в объятия ту, которая осмелилась попросить. Эльфийка знала, что совсем скоро ее тело сгорит в солнечных лучах. Она не боялась, она продолжала улыбаться солнцу и тянула к нему руки. И оно, истинно золотое, двигалось к ней, карабкаясь все выше и выше по небосклону, пробуждая мир от ночного сна, заставляя кошмары бежать как можно дальше. А Мирисиниэль летела выше и выше, и ей казалось, будто она вот-вот дотронется до облаков, обнимет огненный шар и станет его частью, чтобы каждый год день за днем освещать Омур, дарить ему тепло и счастье.
Желаемое совсем близко, так что глаза непроизвольно закрылись, а слезы высохли, иссушенные жаром. Жажда терзала эльфийку, вынуждая сдаться за глоток воды.
И было бы страшно, если бы вдруг не ласковые руки, обхватившие изящную талию Мири, притягивающие эльфийку, защищающие, не позволяющие упасть, лишившись сил, прижимающие к чему-то твердому, не обжигающему, а нежно-теплому. Благословенная тень, укрывшая от изнуряющего огня. И губы, с трепетом дотрагивающиеся до ее губ, вынуждающие в изумлении воскликнуть и позволить поделиться вожделенной влагой, вливающейся в ее рот пьянящим напитком. И нестерпимо думать, что все закончиться, едва начавшись. Не доверяя себе, эльфийка подняла руки, пробежалась кончиками пальцев, безмолвно дивясь приятному теплу. Сцепила пальцы, опасаясь упасть, помня, как далеко земля, и как долго придется лететь вниз. Ухватила мимолетную мысль: «Неужели это я выросла, или..?» – побоялась даже подумать.