А она?.. Бросает в сторону своего спасителя гневные взгляды, словно стрелы, надеясь, что тот отступит. Но нет! Рейн не из тех, кто легко сдается, трудности только закаляют! Прищурив глаза, ир Озарон кинул на эльфийку хищный взгляд и решил для себя: «Она будет моей!»
Вслух им было произнесено иное:
– Госпожа, я готов рассказать вам о событиях вчерашнего утра, – Рейн надумал смутить Мири.
Но как бы не так! Безусловно, ее взволновали слова мужчины, но Мирисиниэль призвала на выручку все свои силы, чтобы не выдать собственных чувств.
– Я использую первый дар для того, чтобы оберегать свои владения и людей, живущих здесь. Край у нас, несмотря на название, неспокойный, и я должен знать о каждом чужаке, перешедшем границу. Так мы и встретились, – умолк, предлагая гостье вспомнить их встречу в лесу, намекая, что и она скрыла правду.
Мири вспомнила, отчетливо, в мельчайших подробностях, но внешне осталась невозмутимой – оправдываться она не собиралась. Много чести! Царственный кивок гордо посаженной головы дал понять ир Озарону, что пауза затянулась. Он хмыкнул и вернулся к прерванному разговору:
– Василь и Мих рассказали мне о попавшем в беду эльфенке и попросили сопроводить к ир Стоквеллам. Вам должно быть известно, что они мои дальние родственники. Я согласился, но сначала должен был уладить кое-какие дела в имении, поэтому отлучился ненадолго. Как выяснилось, зря я ушел, – устремил настойчивый, укоризненный взор, но Мирисиниэль демонстративно рассматривала узор на скатерти. Ир Озарону пришлось продолжить. – Василь позвал меня на помощь, но ветер сражаться не умеет. Все, что я мог, это найти вас, а с отрядом эльфов, ступивших на нашу территорию, сражались нечистики и все лесное зверье, так что вашим соотечественникам крепко досталось. Гримкин, а о нем я не слышал ничего хорошего, бросился за вами. Мне хотелось избежать драки, чтобы не подвергать вас риску, но увести не успел. Колдун догнал, и Лютый вмешался, дальше – вы помните.
– Помню! – коротко обронила она, старательно уговаривая себя держаться. В душе эльфийки бушевала буря, такая, что хотелось кричать и топать ногами. Но Мири не могла позволить чувствам снова одержать верх над разумом.
– А затем вы запели, призывая солнце. Морок, скрывающий ваш облик, исчез, потому что только одна девушка на Омуре имеет право обращаться и просить светило о помощи
Мирисиниэль едва удержалась от стона. Как можно было забыть? А Рейн смотрел на нее, долго, настырно, изучающе, как будто читал каждую ее мысль, знал, что она чувствует в данный момент.
Тишина становилась нестерпимой, Мири казалось, что вокруг ее шеи затягивается невидимая петля.
– Я не спрашиваю, чем занят твой хозяин, – раздалось истеричное из коридора. – Меня интересует, где он?
Мирисиниэль с удивлением посмотрела на ир Озарона. Он поморщился, словно отведал горсть болотной ягоды. А на порог влетела молодая, богато одетая женщина.
– Рейн, – проворковала она, мгновенно сменив гнев на милость, – светлого утра, дорогой!
Последнее слово резануло слух Мири, а сердце кольнула змейка-ревность.
– Солнечного утра, сударыня ир Малар, рад видеть вас в своем доме, – сказал вежливо, но весьма холодно.
Женщину ничуть не смутило.
– Я пришла напомнить вам о сегодняшнем празднике!
– Я не забыл, – ответил он ей, но почти сразу спохватился и обратился к Мирисиниэль. – Госпожа, сегодня в деревне за холмом праздник Осени. Крестьяне будут отмечать сбор урожая, приглашены знатные люди из Лимани, быть может, и сам князь пожалует. Вот и встретитесь с ир Стоквеллом, – Рейн надеялся, что эльфийка не сможет отказаться.
Но она не сумела бы даже покачать головой, настолько была растеряна. Поднялась, глядя куда-то в пустоту, ледяным тоном бросила:
– Я подумаю, – и, сохранив достоинство, вышла за дверь.
Хотелось разрыдаться, но такую роскошь Мири не могла себе позволить.
***
Весь день она провела в комнате, не зная, чем занять себя. Плести солнечные кружева? Но золотистые нити непременно перепутаются, ведь эльфийка тоже запуталась. Почитать? Но Мирисиниэль не сможет погрузиться в историю, потому что впору самой взять перо и рассказать о себе! Спеть? О чем? О весне? Любви? Ветре? Нет! О нем лучше не вспоминать! Только отчего-то сердце замирает, стоит сомкнуть веки и вспомнить холодные, вприщур серые глаза и печальную полуулыбку того, о ком следует забыть раз и навсегда. По щеке скатилась нежданная слезинка, и, чтобы прогнать ненужную грусть, Мирисиниэль запела. Знакомые слова, которые всегда успокаивали сердце и радовали душу. Песня о добре и свете, о прощении, о возвращении в родной край из долгого путешествия. Эрриниэль часто напевала балладу своей приемной дочери, и в этот тяжелый момент, вспоминая душевные слова, Мири словно бы наяву видела дорогую эльфийку. И чистые слезы оросили нежные щечки. Не прерывая песни, Мирисиниэль попыталась отвлечься и неожиданно вспомнила о сыне Эрри. Приемная матушка говорила, что Мири может звать Арриена братом. Но разве суровый воин способен проявить нежность и понять хрупкую девушку? И припомнился Мирисиниэль даже не разговор, так обрывок беседы, когда она спросила у синеглазого хозяина Ранделшайна.