— Такого урода… Я тебе говорю.
— Да что ты мне рассказываешь. — возражала другая. — Какой урод. Хуже… Вырос до неба и козявки из носа до сих пор везде развешивает до чего палец дотянется. Фу. Зараза.
Шершавкин не выдержал. Хлопнул по Лизам ладонями. Раз. Два. Подпрыгнул и повернулся к зеркалу.
— Мотал я вас… Чики чики пук.
Шершавкин хотел показать зеркалу как и где он решил мотать, но до похабного жеста его не допустили Лизы. Они переехали на ладони Шершавкина и продолжали переругиваться прямо на его глазах.
— А теперь бабкину квартиру захотел.
— И не говори — подтвердила левая ладонь.
— Как сдристнул на Камчатку так и не навестил ни разу.
— Ты блин… Вы навещали — огрызнулся Шершавкин.
— Каждый месяц — завопили единовременно ладони.
— 10 числа… — не сдавался Шершавкин. — К пенсии.
Не желая слушать дальше, он сильно сжал ладони и понес их в ванную комнату под придушенный неразборчивый гул.
— Козел неблаго… — Шершавкин быстро скрутил кран с горячей водой и взял кусок малинового турецкого мыла и начал активно намыливать руки. Лизы стирались, медленно но неизбежно. Их лица растягивались, голоса становились медленными и в конце концов разъезжались в разные стороны, дробясь на слога, а потом и вовсе на неразборчивые звуки пока не вкрутились вместе с мыльной водой в дырку умывальника. Шершавкин похлопал свежевымытыми ладонями.
— Оп и нету поросяти. — сказал он сам себе.
Шершавкин с удовольствием почистил зубы, вытерся досуха, наконец, снял мокрые носки. Шершавкин открыл дверь ванной комнаты. Сделал шаг и провалился в глузую черную пустоту. Он оказался в длинной узкой трубе. Шершавкин расставил руки и ноги. Это остановило падение Шершавкина. Он ничего не видел. Было темно. Пахло противно, но чем-то знакомым.
— Эй! Эй! Где я? — закричал Шершавкин.
Сверху, далеко-далеко, ему ответили с хохотом.
— Ты дома Шершавкин.
Сверху на Шершавина надвигалось молчаливое темное страшное нечто.
Шершавкин проснулся. По-настоящему проснулся. Шершавкин освободился от капюшона и несколько раз глубоко вздохнул. Он промокнул рукавом потный лоб. Пилот Уклонов увидел, что он проснулся и крикнул.
— На месте.
Шершавкин увидел Медвежий Бор. 17 серых панельных пятиэтажек в пунктирном окружении отдельных частных домиков и административных параллелепипедов.
— Где садится? — крикнул Уклонов, оглядывая местность.
— Где хочешь.
Уклонов высмотрел вроде бы ровную площадку и умело посадил самолет. Шершавкин выбрался из самолета и курил, отгоняя сигаретнцм дымом последний бестолковый сон.
— Далековато. — сказал Уклонов.
— Что.
— До города говорю далековато. Пешком рубить.
— Подвезут — ответил Шершавкин. — С мигалками поедем.
Через некоторое время появился желто-синий уазик. Он подъехал к самолету.
— Кто такие? — спросил высокий мужчина в милицейской но навсегда дурацкой пиночетовкой.
— Шершавый? Ты?
— Я. Вот Уклонов знакомься. Одноклассник мой Горшков Серега. До города вощьмешь, Серега?
— Что ж раз так. — согласился Горшков.
— Это тебе.
Шершавкин достал блок Голден Америка.
— Тебе Серега. По 25 штук в пачке.
— Дело. Спасибо, Шершавый.
В машине когда ехали в город Шершавкин спросил.
— Дом Нефтяника свободен? Разместится на денек другой-третий.
— Сделаем. Поздно ты, Серега. Бабку твою схоронили уже.
— Не смог… Я в Думу иду. Делов.
— А сейчас чего?
— Квартира осталась.
— А. — протянул Горшков. — Понял.
Уклонова сбросили у Дома Нефтяника одноэтажного строения с длинным во весь фасад дощатым навесом. Шершавкин вручил пилоту деньги.
— Сильно не пей.
— Сильно не буду — честно признался Уклонов.
Горшков остановился у серой пятиэтажке.
— Рановато ты приехал — сказал Горшков.
— Чего так.
— Нотариус наш Ливер в Оху к дочке уехал.
— Ерунда. У меня самолет. Слушай. Ты к сеструхе моей не зайдешь. Ключи взять.
— Зачем?
— В квартиру надо как-то… влезть…
— Так Лизка твоя там. Как бабушку схоронили так и живет там всем семейством.
— Да — протянул Шершавкин.
— Да — подтвердил Горшков.
— Тогда лады. Давай Серега.