— Это атавизм. Далекое эхо. — догадалась Тюменцева.
Бекетов согласно кивнул головой.
— Да. Кругляш в морозном окне. Через него мы можем подглядывать каково оно было в нашем Золотом Веке. Так я для себя это объясняю. — закончил Бекетов.
— А вы? Кто же вы?
— И я атавизм. — Бекетов подмигнул Тюменцевой. — Он опустился на колени и похлопал ладонью невзрачный заросший, как Засентябрилло, кучковатый бугорок. — И за какие такие грехи ты меня только выбрала, голубушка. — он посмотрел на Тюменцеву. — Чувствую я ее, заразу. Что скажете, старший геолог? В какую кунсткамеру определите?
Тюменцева помолчала, а потом сказала.
— Такой еще не придумали.
— А вы Засентябрилло. Вам все понятно? — спросил Бекетов.
Засентябрилло оторвался от поглаживания волшебного крыла.
— До краешка, товарищ Бекетов. Все как всегда. Из-за баб. Извините, старший геолог.
— Если следовать вашей логике то мы… Все остальные. Деграданты?
Бекетов встал. Поднял руки и потянулся до скорлупного хруста в позвонках.
— После 20 века лично у меня никаких сомнений в этом нет. Как и в том что вы и Засентябрилло в этом лично не замешаны… Потом поймете, старший геолог. — ответил Бекетов на недоуменный взгляд Тюменцевой. Вмешался Засентябрилло.
— Товарищ Бекетов. А если эмигрировать по турпутевке из бла-бла-бландии. С медведягой что? С Айлеком?
Вечный Почечуйка начинал по хорошему удивлять Бекетова.
— Мой прокол. — признался Бекетов. — Мия обманула меня.
— Ваша дочь?
— Это долгая история. На самом деле она душа этого чудовища.
— Но вы сами привезли ее сюда?
— Я не знал… А она забыла. Пока Айлек ее не учуял. Мы с Куэро должны были запереть Айлека навсегда, но Мия обманула нас. Одела на себя вашего мужа и прямо во время обряда, в самый уязвимый момент. Они соединились.
— Позвольте. Я сама видела как медведь забрасывал Мию себе на спину.
— Это оболочка. Душа Айлека может формулировать все что угодно. Ненадолго. — Егор виновато развел руками. — Так что не судите строго. Такой вот я Горбачев в Фаросе.
— Но ведь не все потеряно? — Тюменцева боязливо тронула Бекетова за плечо.
— Для нас нет. А для других… Когда земля рождает такое чудовище где то случается страшная беда. Цунами, извержение вулкана, землетрясение, Маша Распутина без макияжа. Шучу… А вот то что где то погибли безвинные люди — это правда. И виноват в этом я. Всегда только я. Пусть и будет в конце Перекресток.
— Что такое Перекресток?
— Малое утешение. — ответил Бекетов. — Копеечка в хрюшку-копилку моей кчемности… Засентябрилло стойте! — Бекетов увидел, что Засентябрилло стоит у самой черты кровавой полосы. — Это кровь Айлека. Она ядовитей всех вахтерш Советского Союза.
— Он ранен? — спросила Тюменцева.
— Когда Уйчумский тракт пролетали видели кучу железа? — спросил Егор. — Кто то ему на зубок попался.
— Хороший такой зубок. — Засентябрилло опасливо, отойдя подальше, рассматривал кровавую полосу. Бекетов вытащил из машины свой солдатский сидор.
— Пока ждем. Хозяина этих мест. Держите.
Бекетов достал из мешка и вручил Тюменцевой свернутую в рулон упаковку жевательной резинки, а Засентябрилло белую пластмассовую зажигалку с синими буквами.
— Это для самозащиты. — пояснил Бекетов.
— И как это работает? — Тюменцева перестала чему-нибудь удивляться.
— У вас по прямому назначению. Там несколько штук. Свежесть морозного утра.
Тюменцева выдавила из упаковки на ладонь белую подушечку и бросила в рот. Пожевала.
— Теперь дуйте.
— Куда?
Бекетов огляделся. Он указал на скалиозную березку.
— Метров двадцать? — не поверила Тюменцева.
— У вас дальность полкилометра железно. Дуйте.
Тюменцева надула щеки и резко выдохнула. Березка покрылась льдом и рассыпалась мелкими льдышками.
— Фантастика. — выдохнул Засентябрилло.
— Даже не спрашивайте как это работает. — сказал Бекетов Тюменцевой. — Засентябрилло стойте!
Вечный Почечуйка крутил колесико зажигалки. Сыпал желтыми искрами.
— Да стойте вам говорят! — Бекетов отобрал зажигалку. — Там газа на донышке. Использовать в крайнем случае.