— Бутылку дала? — сразу перешла в наступление Лиза.
— Откуда здесь бутылка? — замахала руками старушка. — На бутылку.
— Тебе не стыдно. — Лиза повернулась к Касатонову. — Старого человека обманывать. Сам говорил 3 дня.
— Идите вы… — окрысился Касатонов. — И я пошел.
— Нет уж. Раз взял так отработай. — начала скандалить Лиза.
— Тихо ты, дура баба. — Касатонов огляделся по сторонам. — Давайте быстрее. Где резать?
— Где бабушка? — спросила Лиза.
— Здесь, здесь, родненькие. — засуетилась старушка. Она показала на чудом уцелевшую железобетонную плиту. Касатонов запрыгнул на нее и плита закачалась.
— Осторожней. Ой, господи, Коленька.
— Нормально все будет, если будет. — буркнул Касатонов. — Заради тебя, бабка.
— Ради бутылки. — бросила зло Лиза.
Касатонов спрыгнул с плиты.
— Ты куда Коленька? — бросилась к нему бабушка.
— Не могу, бабка. Пусть заткнется или совсем уйду.
— Уйди, уйди, Лизонька. Христом Богом…
— Чтоб вас… — Лиза достала таблетки. — Выпей. Это пустырник в таблетках и дровосеку дай. Слышишь, бабушка. Я буду в столовой. Так называли огромную зеленую брезентовую палатку с печкой, чаем, сухарями и тарными ящиками в качестве стульев, столов, пола и дров… За спиной Лизы вжикнула болгарка. Лиза не оглянулась.
Было так славно, так покойно, так замечательно утонуть в своих фантазиях и грезах, что Шершавкин поначалу просто отталкивал эту беспокойную ненужную руку. В конце-концов он ее крепко схватил, насколько это было возможно после стольких дней голодухи, оттолкнул от себя.
— Отстань. — в забытьи пробормотал он. Рука не отставала. Наоборот, крепко охватила запястье и потащила куда-то вверх. По-мужски схватила.
— По мужски! — Шершавкин очнулся. Наклонил голову. Справа был свет и толстая, как пожарный шланг, рука. На землю рядом просыпались слова.
— Погодь, бабка… Че то… Да погодь ты… Таблетку лучше выпей…
Шершавкин заволновался. Из забитых легких рвался наружу едва членораздельный свист.
— Лиза! Лизонька. Котик. Просыпайся. Просыпайся.
Левой рукой он расталкивал Лизу, а правую пытался вырвать из объятий Касатонова.
— Подожди, мужик. — свистел Шершавкин. — Лиза. Котик.
Он подгреб племянницу под себя.
— Вставай. Вставай, котик.
— Дядя — наконец отозвалась племянница. — Что случилось?
— Хорошо все. Хорошо.
Шершавкин добрался зубами до порохового синего якоря между большим и указательным пальцами Касатонова.
— Ты чего! — заорал сверху Касатонов. А потом Шершавкин услышал бабушку.
— Толя! Толенька!
— Кусается твой Толя, бабка!
Шершавкин собрался с силами и зашептал быстро-быстро, чтобы не иссякнуть раньше времени.
— Я поднимусь сейчас, а ты подо мной пролезешь.
— А ты?
— А я потом. Сразу.
— Мужик! — орал Касатонов. — Эй. Руку давай. Руку.
Шершавкин знал, что ноги привалило серьезно. Если он пойдет первым то нижний край плиты может привалить племянницу. Наверное. А может и не завалит. Выбирать надо. Рука Касатонова развернулась совсем рядом. Шершавкин прижался к ней небритой щекой. Мы не выбираем, что или кто будет с нами в последний час. А может не последний. Шершавкин поднатужился и за рычал так что легкие превратились в скомканные тряпочки. Плечами Шершавкин уперся в плиту над собой. Получилось ли у него на самом деле поднять эту плиту, вместе с Касатоновым и бабушкой не известно, но известно точно что Лизу он под собой протолкнул прямо в раскрытую ладонь Касатонова. А сам не выскользнул…
Лиза помогала резать лук. Сама вызвалась, потому что лук был ядреный, волочаевский. На ужин спасателям готовили поджарку со спиральными итальянскими макаронами. В столовую прибежала Редькина.
— Елизавета Пална. Матвееву несут.
Выбежала наружу. Изреванная вся от лука. На носилках лежала Рита Матвеева. Тетка колючая и скандальная. Ее губы мелко дрожали, а глаза были закрыты.
— Живая? — охнула Лиза.
— Живая. — отозвался кто-то. — Чудо. Как ее ковшом не зацепило. С самого края лежала. Чудо.
— Лиза! Лиза! — крик бабушки Лиза не услышала. Почувствовала. Она посмотрела на море. Увидела бабушку. Увидела Касатонова. Он нес в руках… Увидела! Лиза побежала. Полетела к ним так будто весь мир толкал ее в спину.
Бекетов стоял на берегу Чай Озера. День заканчивался. В небе появился прозрачный лепесток луны, а покрасневшее угасающее солнце пустило длинные крепкие лучи на озерной встревоженной глади. Они были широкими как свежие и ворсистые строительные доски. Лучи лежали на воде недвижимо и если бы Бекетов не знал того что он знает, он бы рискнул. Сделал шаг вперед.