По пути к домикам экспедиции идя в неровной толпе пока еще незнакомых людей, Бекетов принял решение. Чтобы сделать шаг вперед ему пришлось обернуться назад. Птеродактиль отдыхал перед новым взлетом. Челнлчницы разминали ноги. Глущенко Екатерина сидела на лестнице-трапе и неодобрительно смотрела на пилота Серегина. А тот неумолимо, без микроскопической капли сомнения, приматывал скотчем деревянную распорку между верхним и нижнимиткрыльями биплана.
ГЛАВА 6
КРОВАВЫЙ АВАЧИТ
Егору и Мие отвели недовыкрашенный щитовый домик. Как предсказывал Понедкльник в домике были стены, окна, и крыша. Был деревянный расходившийся пол и четыре пружинные кровати. Скользкая камчатская весна заставила протопить печь глянцевыми брикетами торфа. Оставив Мию обустраиваться, Егор пошел в камералку, где было назначено общее собрание экспедиции. В камералке длинном кирпичном здании с брезентовой крышей. В сытой буржуйке потрескивал огонь. Во всю длину были развешаны лампы-колокольчики. У входа стоял длинный стол. За ним, постукивая карандашом по стеклянному графину, сидела Тюменцева. Егор присел рядом и огляделся. Кроме старика Куэро Тюменцева и Засентябрилло, перед ним сидело несколько человек. Впереди всех монументальная женщина. Жар-Баба в строительной робе. Егор не выдержал призывного, не смотря на май, мартовского взгляда и опустил глаза. Он прокашлялся. Тюменнцева подала ему стакан с водой.
— Вот, Егор Юрьевич, это так сказать костяк нашей экспедиции. Есть еще подсобные рабочие, но я их отпустила. Завтра рано на работу.
— Правильно сделали, Зинаида Петровна. — согласился Егор. — Так товарищи. Работал на Памире и Штокмане. Возглавлял изыскания на Байкале. Звать меня можно Бекетов, можно Егор Юрьевич, а можно совсем просто: начальник пенжинской экспедиции Камчатского отделения геологоразведки департамента геологии министерства недр и природных ресурсов Российской Федерации.
— О, как — всплеснула руками жар-баба.
— А молодой человек, можно?
— Молодой можно, а человек не совсем конкретно… А конкретно вот что… Почему по горючим сланцам опаздываете, старший геолог?
Вместо Тюменцевой поднялся человек с большой похожей на Австралию без Тасмании лысину.
— Я Барклай. Я буровой мастер. А Понедельник… Понедельник — мечтатель. Для него наша экспедиция как мешок с новогодними подарками. Бери не хочу. А у нас даже с основными направлениями трудности. С оловом. Ведь по старинке бурим. Без смесей.
— Что за трудности? — Бекетов был рад услышать толкового человека.
Ответила Тюменцева.
— Наткнулись на особо твердые базальты.
— Авачиты? — спросил Егор.
— Они самые. Выход довольно мощный с ответвлениями.
— Надо пробиваться.
Жар-Баба сказала.
— Чем пробиваться? Пневмоударниками? Так после этого в легких будет как на чердаке. За год не выветришь.
— Она хоть и Ровняшкина а дело говорит. — заметил Барклай. Его поддержал Куэро.
— Дело, дело… — неразборчиво гундосил он себе под нос. — Дева Вездеход это тело.
Ровняшкина не обратила внимания и все также жгла Бекетова взглядом из-под густо накрашенных ресниц. Егору снова понадобилась вода.
— На улице я видел комплекс ККС. Почему не используете? — спросил Бекетов.
— Почему не используем? — проворчала Ровняшкина. — Используем. Белье развесить. Самое оно…
Егор посмотрел на Барклая.
— Его как привезли 7 лет назад. Так и стоит. Пены Гукса нет, а потом Засентябрилло влез с гаечным ключом… И все. Поминки всей экспедицией справляли.
Засентябрилло быстро вскочил со стула.
— Засентябрилло это я.
— Значит будем воскрешать — решил Егор. — Авачиты, конечно, проблема, но решаемая. Засентябрилло. Завтра поступаете в мое распоряжение.
— Нельзя авачиты трогать, позабытый Чайник. — сказал старик.
Егор недоуменно посмотрел на Тюменцеву.
— Теперь вы в нашей команде, Егор Юрьевич.
— И не Стоптанные Сапоги — добавил с места Тюменцев. Он сидел сразу за Ровняшкиной. Так близко, что иногда, невзначай касался ее округлого плеча.
Барклай поднял вверх два сложенных пальца.
— Стоптанные Сапоги — это я.
— Совсем не похоже. — Егор вопросительно посмотрел на старшего геолога.
— Куэро местный житель. Помогает нам в масштабировании местности.
Егор обратился к старику.
— Почему нельзя, уважаемый Куэро.
— Плохо вам будет. Очень плохо. Нельзя трогать. Не мы закрывали не нам открывать.
— У вас есть факты?
— Есть начальник.
Старик затянул что-то сверх заунывное на местном диалекте. Закрыл глаза, отрешился. Потом внезапно сорвался и начал кружиться, похлопывая в ладоши и по красному магнитофону, висящему на шее. Старик выдохся. Он остановился.
— У меня много фактов есть, начальник.
— Представите их завтра. В письменном виде. Все, товарищи. На сегодня…
— А бурить? — спросила Ровняшкина.
— Будем бурить. — твердо сказал Бекетов. — Мы обязаны пройти авачиты.
— Стоптанные Сапоги, Вечная Почечуйка. — жаловался вечером Мие Егор.
— А как он назвал тебя?
— Не важно… Егор открыл дверцу круглой иссине-черной буржуйки и разрушил ржавой кочергой несколько красных идеально квадратных брикетов торфа.
— Позабытый Чайник — помолчав сказал он. — Бред какой-то.
— А Куэро соображает.
Мия вешала на стену плакат с Куртом Кобейном, разделенным на части ореховым светлым изгибом акустической гитары.
— Меня, например, он назвал Будтобыда.
— Серьезно? — Егор подошел к Мие.
— Он что-то нибудь знает?
— О чем?
— Да о тебе.
— О Егор. Это просто старый старик. Он говорит, что видит. Как дождь или ветер. Он меня спросил. Это твой отец?. Я сказала — будто бы да. Чтобы посмеяться. Понимаешь. И хватит кипятиться. Ты куда?
— Нужно кое-что проверить. — расталкивал Егор по карманам сигареты и зажигалку.
— В шахту?
— Я готов свернуть горы, а значит это случится со дня на день.
— Егор — позвала Мия. — Мужик.
Она протянула Бекетову его нож в потертых ножнах. Бекетов прицепил нож к поясу.
— Пошел.
— Может быть вместе?
— Нет — ответил Егор. — Сегодня это точно не понадобится.
Шахта сверху была покрыта дощатым навесом с выцветшим прошедшим лозунгом. Шахта была экспериментальная неглубокого залегания, но ветвистая, как вешние рога молодого оленя. Егор спустился вниз по лестнице, сделанной из тесаных тощих северных бревен. С собой у Бекетова был фонарь, он подцепил его по дороге на столбе, стоявшем у камералки. Бекетов разжег фонарь. Он светил ровным и плавным керосиновым пламенем. Под ногами Егора шевелился песок. В слабом рассеяном свете перед Егором пьяненько пошатывались неровные стены. Забытая радость, энергия и желание жить разливались по телу Бекетова. Такое безбрежная наполненность счастьем в предверии страданий многих людей. Это разрушало веру Егора в правильность своих действий. Бекетов знал что может терпеть. Однажды он выдержал около месяца. В новое путешествие его погнал может быть единственный страх, который он испытывал. Тогда Бекетов додержался до того, что его начало рвать кровью, отказали ноги, а от постоянного недосыпа в голове поселились не меньше чем полк гвардейских вентиляторов. Эти гвардейцы шумели и шумели, кружили и кружили, выдувая последние жалкие крохи рассудка. Бекетов понял чего он боится. Он боится умереть. Он кто знает и умеет, то чего, наверное, не знает и не умеет никто. Такой человек. Егор мысленно дважды подчеркнул второе слово. Только в этом случае эта формулировка имела хоть какой-нибудь смысл. А впереди был неотвратимый Перекресток. Не этот узкий проход, открывшийся слева. А тот самый, который делал Бекетова самым могущественным человеком на земле и в тоже время превращал в жалкую игрушку неведомых ему желаний, воль и поступков. На перекрестке перед Бекетовым открывалось неведомое то от чего зависит жизнь каждого существа и самое главное было: не сорваться, делать что от него требовала неизвестная сила. Слушать себя! Не слушать себя!
Эти мозговые качели… Егор ударил ботинком по стене шахты. Он поднял фонарь. Через десяток метров проход заканчивался огромным выпуклым камнем мутновато-желтого цвета. Это был настоящий камчатский авачит. Егор подошел ближе. Прикоснулся рукой. Предчувствия не оправдались. Камень был холодным и твердым, каким и должен быть камень. Никакого сомнения. Очевидный миллионолетний старпер из класса минералов. Ровесник зернистого колчедана, динозавров, Иосифа Кобзона и плавленного сырка «Дружба». Егор поставил фонарь. Вытащил из кармана мягкую пачку Лаки Страйка. Настоящих. Прямиком из Кабардино-Балкарии. Нет это где-то здесь — размышлял Егор — Мне так хорошо, как будто это я убил Гитлера… Что же это будет? Что у них тут есть на Камчатке? Из фольклора? Пернатые моржи. Киты сороконожки, плюющиеся огненными косяками хамсы. Он снова осмотрел камень. Со всех сторон авачит. Что же так легко и покойно? Бекетов плюнул в ковшик ладони и потушил сигарету. Ботинком сделал ямку и бросил туда окурок. Разравнял землю. Делать не делать? Мужик не мужик? Покурить не покурить? Что за многополярный мир? Если не трогать может все обойтись. Так уже бывало. Но если не трогать, тогда может быть хуже? А может… У Бекетова зачесалась ладонь. Он несколько раз провел ей по грубому шву своей куртки. Бекетов вынул нож. Мужик не требовал заточки. Он вообще не был подвержен внешнему влиянию. Его форма, движения за все в ответе был Бекетов и только он. Как хороший пес он слушался только своего хозяина. Егор стоял перед камнем, держа клинок перед собой. Лезвие разделилось на две части и охватило камень. Егор подумал немного и разделил Мужика еще на две части. Теперь камень был захвачен с четырех сторон. Егор повернул рукоять вправо-влево. Вокруг камня затрещала стена. На пол сыпалась мелкая острая крошка. Егор шагнул назад. С хрустом свежей зеленой ветки камень отделился от стены. Егор отташил его в сторону. Взял фонарь и присел на корточки перед образовавшимся отверстием. Ничего интересного. Бекетов потрогал внутреннюю поверхность. Холодно, скользко и буднично. Егор поднес фонарь ближе. Ничего. Разве что в углу справа как будто нора. В палец толщиной и примерно такой же длины. Егор захватил горсть земли и заделал нору. Потом вставил камень обратно. Поднялся на ноги и отряхнулся. Может быть не вообще, но здесь обойдется? — решил Егор. Он взял фонарь и пошел к выходу. На главной аллее шахты он постоял, раздумывая, но потом начал подниматься по лестнице. Это может появится где угодно. Скорее всего, конечно, в шахте, но и горы, река и болото, да и просто поле. Земля была домом не только для людей. Жаль что знали об этом немногие. Егор Бекетов был одним из них.