— Это мы посмотрим. — продолжал смотреть на вещи скептически Бекетов. — Где он теперь?
— Это не важно. Важно где он будет. На Чай Озеро надо.
— Не спорьте с ним, товарищ Бекетов. — взмолился Засентябрилло. На его плече сидел большой черный ворон и раздраженно таскал в клюве левую мочку Вечного Почечуйки.
— Аяяяй — вскрикнул Засентябрилло и взмолился. — Товарищ Бекетов. Сделайте, что он говорит.
Буханколет взмахнул крыльями и стал похож на серебряную эмблему на собственной передней решетке. Толстенькую такую эмблему. До Чай Озера летели в полном молчании. Засентябрилло нервно отбивался от поползновений твердого вороньего клюва поискать в его волосах что-нибудь вкусненькое. Тюменцева отрабатывала навыки владения, выданным Бекетовым оружия. Двумя пальцами выбрасывала из упаковки на открытую ладонь жвачку, быстро зажимала в кулак и делала вид, что забрасывает ее себе в рот. Бекетов внимательно обозревал окрестности… Далекие фиолетовые горы. Плоская как творчество братьев Дроботенко, равнина одетая в солдатскую афганку. Расшатанные телеграфные столбы с фарфоровыми шишечками. Их пилили двуручными гибкими хвостами дикие камчатские лисицы. Бекетов вздохнул. Ничего не обычного. А это что? В боковое стекло Бекетов увидел, как на Мужика, то есть на крыло опустились два мохнатых с пластилиновыми мордами вомбата. Бекетов ударил по тормозам и буханка начала падать вниз.
— Что вы делаете? — закричала Тюменцева. Она успела закрыть лицо рукой и хорошенько приложилась об открытый бардачок.
— Келе! — закричал Бекетов. Быстро оглядел Мужика. Вроде нормально. Не сожрали.
— Все из машины! — закричал Бекетов. Открыл дверцу и выкатился из машины. Он не успел подняться на ноги как его крепко схватили за шиворот и потянули вверх. Он увидел как самый мелкий из чертовой семейки тащил Тюменцеву через окно.
— Жвачка! — закричал Бекетов. — Жуйте, старший геолог. Жуйте! Как в последний раз.
Из руки Бекетова выросла садовая лопата на гибком черенке. Лопата согнулась и зорошенько треснула келе, тащившего Бекетова, по пластилиновой морде. Потом несколько раз так что вместо с морды с глазами и носом получилась морда с четким отпечатком лопаты. Келе поднатужился и соорудил себе новую морду. Рядом с Бекетовым летел Кутх.
— Помоги. — прохрипел Бекетов.
— Не могу. Чай Озеро. Айлек. — неожиданно ворон сложил крылья, бросился вниз и ткнулся клювом в землю. Келе тащил Бекетова прямо в Чай Озеро сверху похожее на полколечка бобруйской Краковской. Такой колбасный цвет воды говорил Бекетову там, что купаться в ней нельзя. Вовсе не из-за кишечной палочки. Не было там никакой кишечной палочки. Она не выживет в этой кислоте способной за неделю растворить любой кусок железа. Надо было выбираться. Бекетов зацепился Мужиком за толстую сосну. Келе вырвал ее с корнем. Единственая проблема с Мужиком была в том, что он был похожим на римского императора Клавдия и крестовую отвертку одновременно. Такая же не самостоятельная фигура. Мужик мог быть кем угодно, а кем угодно… За это отвечал Бекетов. А как можно сосредоточиться и выдумать что нибудь приличное, когда тебя тащат за шиворот, чтобы утопить совсем не в слабом растворе кислоты. В сердцах Бекетов размахнулся и ткнул наудачу вверх. Келе закричал от боли и выпустил воротник. Бекетов полетел вниз. Раньше вниз полетел Мужик. Бекетов упал в озеро, но прямо в круглую серебряную надувную рыбацкую лодку. Порой простые решения бывают такими сложными. — размышлял банально, а значит здраво Бекетов пока лодка мчалась к берегу. Бекетов прыгнул и побежал по откосу плужного берега. Кутха видно не было. Возле обескрыленной буханки Тюменцева сапогом дробила ледяную глыбу. Было так огнево и яростно и так неожиданно в исполнении старшего геолога, что Бекетов позволил себе несколько секунд отдохновения.
— Помогите! Помогите! — услышал Бекетов. Он увидел Засентябрилло. Он держался руками за выхлопную трубу. За ноги его тащили камчатские черти.
— Старший геолог! — крикнул Бекетов.
Тюменцева прекратила молотить по ледяной глыбе. Бросила в рот жвачку.
— Засентябрилло! — крикнул Бекетов. — Кутх! Кутх!
Старого ворона нигде не было видно. Бекетов превратил Мужика в длинные портняжьи ножницы. Потянулся ими к Келе. Они может и были дурнее паровоза, но не в этот раз. Они отпустили несчастного Засентябрилло и взмыли вверх. К Бекетову подбежала Тюменцева. Ее скулы ходили ходуном.
— Последняя? — спросил Бекетов.
Тюменцеа кивнула головой. Ее рот был связан морозной жвачкой.
— Держите, Засентябрилло. — Бекетов протянул Почечуйке белую с синими буквами зажигалку.
— В случае крайней необходимости. Помните.
Засентябрилло еле дышал. Он опирался на буханку и зажигалку схватил цепко.
— Вот он? — Тюменцева показала в сторону озера.
Кутх важно расхаживал по земле. Отстраненно стучал клювом в землю.
— Кутх! Кутх! — Бекетов побежал к ворону.
Егор увидел в траве под вишневыми со шпорами лапками крохотного, не больше майского жука, белого медведя. Он быстро прыгнул с качнувшегося стебелька и спрятался под фигуристым зеленым листиком. Мужик превратился в сачок.
— Я сам, Оноданга. Твоя забота Келе.
Бекетов посмотрел вверх. Три оставшихся келе гудели прямо над его головой.
— Сделай их, Оноданга! Сделай! — крикнул Кутх.
Бекетов выставил вперед Мужика. Рядом встала Тюменцева. У буханки дико захохотал Засентябрилло. Зажал в кулаке зажигалку. Сыпал искрами. Краем глаза Бекетов увидел Кутха. Ворон гнался за Айлеком. Келе заложили петлю Нестерова, а Бекетов воспользовался проверенным штампом. Схватил одного из келе сачком и прибил его к земле.
— Давайте! — крикнул Бекетов.
Тюменцева опустилась на колено перед сачком. В нем кружился вопил и грыз зубами стальную сетку келе. Тюменцева выдохнула. Потом встала и каблуком вдавила лед в землю.
— У меня все. — тяжело дыша сказала Тюменцева.
— Засентябрилло? Выпускайте вашего зверя.
Из кулака Засентябрилло свесился на бок язычок пламени. Повелитель Газпрома выставил кулак вперед так, чтобы все видели. Без дураков.
— Сейчас вот! Прилетит вам! — кричал Засентябрилло. — Всех аннигилирую.
И расхохотался дьявольским зловещим смехом, который любил вставлять во все свои произведения писатель Михаил Афанасьевич Булгаков. Келе не теряли времени даром. Вдвоем отломали кусок скалы и швырнули его в Бекетова и Тюменцеву. Егор успел выдумать огромный крепкосжатый кулак, но промахнулся. Если бы не келе мазилы… Скала грохнулась в пяти метрах от Бекетова и Тюменцевой.
Потом пришел Газпром. Во всем своем великолепии. Из неба, как из худого мешка, просыпались на адских вомбатов бигборды «Мечты сбываются» с парочкой зазевавшихся рабочих на стремянках с федеральной трассы Дон. Келе расшвыряли бигборды. Сверкнули в небо. Изготовились к атаке и по хорошему ошалели. Прямиком из культурной столицы. Колыбели трех революций. Города Достоевского, Зинаиды Гипиус и Вити Бутылки. Переполненный стадион Петровский бухнулся прямо перед чертями. На поле судья засчитал гол Спартаку. Спартаковские фаны рванули вниз на поле. Навстречу им неслась зенитовская торсида. Две разъяренные толпы столкнулись прямо в середине поля. Полетели кулаки, а вслед за ними зубы, сопли и Кузьмичи с обеих сторон. Келе смотрели на этот культурный треш сверху медленно проплывая над стадионом. Один, засмотревшись, ударился в табло. Прямо в цифру 0 напротив Зенита. Смахнул бородавчатым языком с пластмассовой морды осколки и полетел себе дальше. Но Газпром не иссяк. Грохнулась оземь ралиостанция Эхо Москвы. Вышли из нее три молодца не красных. Внуки лубянкских подвалов. Жители политических чердаков. Человек-Пук, Человек-Вдруг и Человек-Помазок. Если бы они вместе навалились то сдюжили. Но нельзя им вместе. Сообща. Это же коллективно. Слово запретное для профессиональных индивидуалов. Выбежал Человек-Пук. Александр Невзоров. Человек знания необыкновенного. Он один в целой своей квартире знает что протомандатор это точно не наноприблуда для хлеборезки. Человек взглядов небрежных. Латентный православный. В своей кладовой за вибромассажером прятал намоленную иконку Николая Берлиберийского покровителя шотландских пони и лени сисадминов. Келе недоверчиво опустились пониже. Интересно ведь. Копытоносец с петербургским прононсом. Человек-Пук полностью оправдал свое предназначение. От неожиданности и коварства такого подхода келе разбежались по небу. Но на большее Александра не хватило. Воздух громко испортить. Вот и все. Но зато не пошло и банально, не по устькаменогорски, а с виньетками и завитушками в стиле рококо. По петербуржжски. Келе побрезговали. Мараться не стали. В этом не было особой нужды. Сделав свое громкое заявление, Александр встал на дыбы, проржал тезисно Эрфуртскую Программу 1808 года и развернутые комментарии на нее Шарля Мориса Талейрана маркиза Перигора. После этого прогарцевал к соседнему кусту, где можно было комфортно дрожать и бояться в походном вольтеровском кресле. Келе ждал новый вызов. Когда не выдержал Человек Пук. На его место встал Человек Вдруг. Мама и охранник Желудков называли его Матюша, но для знающих его более подробно людей он останется под своей настоящей фамилией. Навсегда к местечковому Ганопольскому прибавлена шляхетская литера В. Заслужил. Ничего не скажешь. Не отнять разве что прибавить. Развесных павлоградских люлей. А какие в Павлограде люли!. Поезжайте и спросите. Прямо сейчас. Поезжайте и спросите: «Че такой борзый!» Опыт незабываемый. Больше чем правду Человек-Вдруг ненавидел пчел. С 8 лет, после 1-й смены в пионерском лагере, ходил ужаленным. Сочетание золотых и черных полосок приводили его в бешенство необычайное. В черепе волосы вставали дыбом, а у Матвея как человека прогрессивного и в высшей степени свободного, волосы росли внутрь. Свирепый Матюша бросался на все желто черное: на пчел, икеевские матрасы, коллекцию Жана Поля Готье на неделе высокой моды. Что говорить, если даже тигры в Московском Зоопарке или Амурской тайге бежали прочь и заталкивали сами себя в мышиные норы и зубные дупла стаматологической клиники «На зубок», услышав хлесткий зонг: Матвей Ганапольский. Эхо Москвы. Такой вот дряблый сгусток злости и ненависти вышел против келе. Чуть чуть и дрогнули бы непобедимые черти. Но вдруг…