Выбрать главу

— Я пошел. — сказал Матвей. — У меня корпоратив в Грозном.

— А мы? — пискнул из под куста Человек-Пук.

— И не уговаривай — ответил Матвей. — Я рожден для подвига. Пойду и сожру все, чтобы Кадырову меньше досталось.

— Да как же так. — возмутился Человек-Пук. — Земля может погибнуть. А от тебя только Пук.

— А так. Вдруг. — отметил загадочный Матвей. — Пусть погибнет свободной ведь впереди Крымнаш.

Наступила пора выпускать самого мощного бойца. Духовой оркестр продул трубы и сыграл партию в доминошку. Бархатные с золотым шитьем и императорскими вензелями кулисы Мариинского театра раздвинулись и из-за угла ресторана 2-й наценочной категории «Пенек» на поле сражения вырулил он. Лед и Пламя. Гордость и Предубеждение. Преступление и Наказание. Богач-Бедняк. Все эти книги он украл у дедушки ветерана и снес в комиссионку в 82 году. А вот восьмитонник «Ветераны Чека вспоминают и припоминают» в комиссионке не взяли. Зато взяли в КГБ вместе с вороватым внуком. Провели в место дедушкиной славы. Следственную камеру 43. Вниманию почтенной публики. Человек-Помазок!

(Продолжение следует).

ГЛАВА 23

А ТЕПЕРЬ СЕРЬЕЗНО

— Засентябрилло?

Нет ответа.

— Засентябрилло?

Нет ответа.

— Засентябрилло, опустите зажигалку.

Нет ответа.

— Опустите зажигалку. Это надолго.

Нет ответа.

Бекетов промокнул потный лоб своим сине-белым олимпийским петушком. Он и Тюменцева укрылись за перевернутой вверх колесами буханки. Засентябрилло остался там на краю грандиозного противостояния Человека Помазка и Келе. То есть с другой стороны буханки. Сквозь лохмотья сизого голубиного дыма выглядывали кривые пятна дневного солнца густоты и цвета 67 % майонеза Провансаль. Это пылали бедные селянские хаты уругвайских парагваев. Человек Помазок приташил их с собой, чтобы доказать всем свою великую правду. Он не изменял Сталину с Кировым. Была типовая очередь, а не свальный грех. Он выдернул общину уругвайских парагваев из эквадорской сельвы, чтобы доказать сей непреложный факт. Как это все стыкуется между собой знал один Человек Помазок. Он еще и не такое намыливал. В выкаченных глазах Засентябрилло отражались эти хаты, Человек Помазок, летающий на лесе рябцевой версии 1995 года с 8-ми битным помелом со съемными силиконовыми катриджами. В этих глазах были келе. Они отбивались от Человека Помазка статуями Владимира Ильича. Богата Россия этим природным ископаемым и все могло затянуться до прихода местного лесного инспектора Ивана Леонидовича Забулдыго. Честного, искреннего и трезвого человека. А вот это было совсем нежелательно. Егор помахал рукой перед немигающими замерзшими глазами. Попытался отобрать зажигалку зажатую в кулаке. Не получилось. Тогда Егор схватил его за куртку и потащил за собой.

— Пойдемте. Чайку попьем. Пока время есть.

За буханкой Тюменцева разожгла маленький костерок из щепы и листовок кандидата Шершавкина. На буханке ездили на охоту, рыбалить и скандалить на дискотеку в соседний Тайшин. Так что в салоне всегда были запасы чая, дров, тушенки, рафинада и обрезок садового шланга, наполненный свинцовой дробью.

— Садитесь, Засентябрилло. — Бекетов указал на складной стульчик, но Почечуйка продолжал стоять неподвижно. Зажигалку держал перед собой. Бекетов сильно нажал ему на плечи. Засентябрилло сел и начал отгибать пальцы, чтобы забрать зажигалку.

— Не советую. — сказала Тюменцева. На помятых Шершавкиных она резала серый с мокрым мякишем хлеб и открывала банки волковысской тушенки. — Он будет не адекватен.

— По-вашему сейчас с ним все в порядке? — сострил Бекетов.

Тюменцева подала Бекетову тушенку на куске хлеба.

— Спасибо. — поблагодарил Егор и сразу откусил половину. Есть хочется страшно.

— Шершавкин. — вдруг проговорил Засентябрилло. Он выпустил зажигалку и схватился за мятую листовку.

— Шершавкин. Это же Шершавкин. — Засентябрилло омывал наглядную агитацию (по постановлению ЦИК /32 от 1992 г.) реками счастливых слез. Смеялся и счастливо повторил.

— Шершавкин! Шершавкин!

— Надо же. — Бекетов подставил кружку и старший геолог налила ему вкусного чая с чабрецом. — Такая любовь.

— Это якорь. — ответила старший геолог. — Чтобы совсем не потеряться во всем этом безобразии.

Над перевернутой буханкой на фоне картины Эдварда Мунка «Крик» вместо самого этого крика Человек Помазок из последних сил противостоял Келе. В ход пошли совсем уж не спортивные методы. Человек Помазок использовал допинг олимпийского чемпиона Валентина Петренко. Именно поэтому Валентин Петренко проиграет будущие олимпийские игры в Атланте 1996 году. Человек Помазок быстренько пролистал годовую подшивку Спид-Инфо из редакции журнала «Казистый Самаритянин» и с новыми силами бросился на летевших в него ульяновскими, самарскими, сахарными, брозовыми, урановыми Лениными.

— Не хватит его надолго. — заметил Егор.

— Шершавки. Шершавкин. — причитал Засентябрилло. Вдруг его лицо прочертила гневная гримаса. Засентябрилло пророкотал нечленораздельно. Разорвал листовку и бросил обрывки во вьющийся тризубный костерок.

— Если бы не ты. Я бы сейчас не здесь с ума сходил а дома. В Медвежьем Бору.

— Что ж вы его так? — выговорил Бекетов. Почечуйку неожиданно поддержала Тюменцева.

— А вы знаете Шершавкина?

— Видел мельком. — признался Бекетов. — Ничего такого.

— Он для Понедельника чебуречную открыл. Поддержать в трудное время Министерство недр и природных ресурсов.

— Хорошее дело. — поддержал Бекетов.

— Хорошее? — не согласилась Тюменцева. — Если бы вы знали из чего они эти чебуреки делают.

— Из чего? — Бекетов подал Засентябрилло ополовиненную банку тушенки.

— Страшно сказать. — махнула рукой старший геолог. — Из муки и мяса.

— Да вы что? — едва не поперхнулся Бекетов горячим чаем. — Вот изверг.

— Из муки и мяса. — повторила старший геолог. — Из костной муки и соевого мяса.

— Странно — сказал Бекетов — Если что и слышал о Шершавкине то что то не очень хорошее. На катере, у Барселонова, здесь.

— А он такой и есть. — взвизгнул Засентябрилло.

— Не соглашусь. Если о человеке говорят только плохое, это не значит что в нем вовсе нет ничего хорошего. — по житейски мудро отметил Бекетов. Он допил чайи раскурил от тлеющих с красной каемкой брюк Шершавкина свою последнюю барклаевскую папиросу.

— Видите? — сказал Егор и бросил тлеющую листовку в огонь. Он с удивлением смотрел как Засентябрило подобрал еще одну листовку с Шершавкиным. Сложил ее и спрятал в карман куртки.