В этот момент какая-то огромная стрела насквозь пронзила кума Симпа.
— Стреляй! — зло скомандовал он.
Последний выстрел Вана тоже вышел на славу. Нет, его не достали крестьянские стрелы. Это была странно толстая и длинная стрела, которая прилетела откуда-то из чащи поросшего лесом холма. Уже умирающий с пробитой шеей Ван рухнул на рычаг своей баллисты. Увидев, что одни лучники уже выпустили стрелы, другие последовали их примеру. На легионеров посыпался смертоносный град. «Засада!» — решил Черный Принц и поднял руку, чтобы скомандовать наступление. В ту же секунду откуда-то сбоку, опережая его приказ, вылетело каменное ядро катапульты и сбило сразу троих всадников противника, дробя кости и сминая доспехи в лепешку.
Когда из-за леса появилось объединенное войско князя Веовульфа и епископа Церкви Бога Милосердного, битва уже была окончена. Остатки войска графа Вульверайна смогли убраться в сторону замка своего лорда, а легионеры зализывали раны и не были до конца готовы принять бой.
Несмотря на то, что Фэт был дворянином и сыном барона, он за свою жизнь видел не так уж много различных замков. А Вульвердэн, замок графов Вульверайнов, едва уступал Вольфенштайну по своим размерам. И, понятно, был куда больше родного замка Фэта, с его единственной большой башней. Особенное впечатление размеры твердыни производили, когда ты движешься к ее стенам в качестве парламентера с надеждой на то, что белое знамя сможет тебя защитить.
Не надо быть опытным воином и стратегом для того, чтобы понять, что даже разбитая армия графа сможет держать в таком замке долгую оборону, и здесь его голыми руками не возьмешь.
— Надо идти на переговоры, — сказал тогда Тир. — В конце концов, его жена — моя сестра.
— Что мы им предложим? — спросил Фэт.
— Там не только граф Вульверайн. Пусть выдадут его, и я прощу остальных, — ответил князь.
— Провокационное предложение, — усомнился баронет. — Кого пошлем?
— Ты пойдешь. Больше некому, — мягко сказал Тир и положил руку на плечо Фэта.
И эта тонкая, не закованная в броню рука показалась Фэту неожиданно тяжелой и твердой.
И вот сейчас Фэт, сидя верхом и сжимая древко с белым знаменем, двигался прямо к главным воротам замка врага. Его взгляд беспокойно скользил по башням и стенам. Он не видел там воинов, но знал, что за ним наблюдают и в любой момент могут нашпиговать стрелами.
Наконец он оказался достаточно близко ко рву, за которым виднелся поднятый мост и бастион, защищающий главные ворота. Фэт натянул поводья, остановил коня и протрубил в рог. Никто не ответил. Фэт протрубил еще раз. Ответом ему послужил лязг и скрежет.
Мост начал опускаться. Когда он встал на свое место, громыхнули ворота. Фэт напрягся. Что это могло значить? Они хотят напасть? Глупо! Неужели сдаются? Но вот ворота распахнулись, и в проеме Фэт увидел высокую стройную женщину с черными волнистыми волосами. В руках она несла поднос, накрытый полотном цветов дома Вульверайнов. За ней следовали рыцари. Все молчали. Молчал и Фэт. Ждал, чем все это закончится.
— Меня зовут Шиву, — сказала женщина, приблизившись к Фету на расстояние равное длине копья. Теперь баронет видел, что это именно женщина, а не девушка. Слишком жестко очерченные черты ее лица были, несомненно, красивы, но уже несли на себе печать времени. Кого-то она напоминала Фэту. Этот взгляд…
— Я — графиня Вульверайн урожденная Веовульф, — продолжила она. — Сестра князя Тира и жена графа Веовульфа. Вернее, вдова…
И она сдернула ткань, скрывающую седую голову, лежащую на подносе.
— Это подарок моему брату, — сказала она.
— Остальные сэры, — она презрительно мотнула головой в сторону рыцарей, — присоединяются к моим поздравлениям. И надеются на его милость.
«Волчица!», — подумал баронет. Вот кого напоминала ему эта женщина: «Оборотень! Истинная сестра своего брата».
И снова, здравствуй!
Ты же помнишь, что означает для меня возможность поговорить с тобой хотя бы вот таким, искаженным и странным образом. Нет, я не буду пересказывать тебе события последних дней. Мне кажется, что сами эти события не так важны. Сколь важно то, как они повлияли на мой внутренний мир. Фактически, мне пришлось родиться заново. Измениться или умереть — таким был мой выбор. Думаю, ты не будешь меня судить за то, что я решил остаться в живых.
Мне сейчас нелегко. И нелегко сказать тебе то, что я задумал. Теперь я понимаю, что, иногда, сложнее всего признать очевидное, самое простое решение найти труднее, и страшнее всего решится на необходимые перемены. Это наш последний разговор. Прости, но так надо. Того меня, того, которого ты помнишь, больше нет. Как нет того мира, в котором мы были вместе. А нет меня, значит, нет и тебя. Ведь очевидно то, что я и ты — один человек… Нет, одна сущность.