Всё это случилось днём. А ближе к вечеру, когда волнения давно улеглись, великан в железной маске вышел из таверны и отправился в сарай, где ему был отведён отгороженный от света угол. Из уважения к его обету. Там он собирался снять опостылевший доспех, который не давал толком почесаться, и, укрывшись толстым одеялом, провести ночь во тьме на толстой подстилке из соломы. Он прошёл к своему месту, не зажигая никакого светильника, и, повернувшись спиной к большей части сарая, сдвинул железную маску, развязал шнурки и стянул с головы шлем. В этот момент несколько железных наконечников копий упёрлись в его спину.
— У меня есть к тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться, — услышал он голос сегодняшнего герцога Тауруса, — орк.
Хорошо, что началась вся эта заваруха с амбалом за стойкой. Ещё бы чуть-чуть, и кто-то из людей с рогами доконал бы и меня. Ведь свою голову я снять не могу. А тогда плакали мои свадебные планы. Под шум драки, я выскользнула из таверны и прошла к конюшне.
Я прошла мимо шарахающихся от меня млекопитающих и, прихватив мешочек с овсом, подошла к своим соплеменникам так напоминающим чёрную, как ночь, лошадь. Мне не нужны жесты и слова, чтобы успокоить и показать нашу связь. Я её, эту связь, не теряла ни на миг, пока сидела там, в таверне, и делала вид, что ем. Хотя, если бы я начала есть так, как привыкла, на глазах у людей, они бы тут же меня раскусили. То же самое касалось моего маленького Роя. Я оглянулась: нет ли поблизости конюха? Его не было. И я развернула мешок с овсом и протянула его своей лошади. Та раскрыла пасть, но не такую, как у тех, на кого она была похожа. Её жвалы раскрылись в стороны. Оттуда вылилась слюна, капнула в мешок. Там зашипело. И только спустя некоторое время лошадиная голова опустилась, чтобы втянуть в себя переваренную кашицу.
В этот момент я услышала голос.
— Зачем тебе это надо? — спросили меня.
Но не так, как разговаривают люди, а мысленно. Так, как общаемся мы.
Я оглянулась. Из темноты, ранее незаметная даже для меня, выступила женская фигура в чёрном платье вдовы. Она откинула чёрную вуаль, и я увидела рыжие веснушки возле курносого носа и зелёные эльфийские глаза с вертикальным зрачком.
— Ведь ты даже не человек, — продолжила она тем же способом. — Кто или что ты вообще такое?
— Нет, — ответила я, — я не человек. Но и ты тоже.
— А ты вообще… хоть мужчина?
— Нет, не мужчина.
— Тогда повторю свой вопрос: зачем тебе всё это? — опять спросила она.
— Да, я не мужчина, — ответила я. — Но и кроме этого у нас много общего.
— Например?
— Мы оба чужаки. Кто-то больше, кто-то меньше. Но это не так важно. Два плюс два равно пять и равно восемь — это два неправильных ответа. Неважно, насколько каждый из них ближе к истине. Мы никогда не станем здесь своими. Но мы можем помочь друг другу. Если я стану твоим формальным мужем, ты сохранишь всё, чем владеешь. И даже больше. Я не буду претендовать на твоё тело. Живи как хочешь. Но я смогу дать тебе защиту. Мы сможем дать тебе защиту.
— Третий раз спрашиваю: а тебе что с этого?
— А мне нужен дом. Убежище, где я спокойно смогу растить свой Рой.
— Понятно, — кивнула эльфийка.
— Так что? — спросила я. — Договорились?
Она промолчала. Протянула тонкую, обёрнутую в чёрную ткань руку к моей лошади, но остановила её на половине пути.
— Можно? — с опаской спросила Джинджер.
— Можно, — кивнула я.
Она протянула руку дальше и провела пальцами по гладкой поверхности лошадиной головы.
— Участвуй в состязании, — сказала она, убирая руку. — А там будет видно.
Только вечером, когда Илл очутился один в своей комнате на втором этаже “Трёх медяков”, он смог расслабиться и снять доспех. Нет, броня не стесняла движений. А в какой-то момент становилась и вовсе незаметной, настолько тело свыкалось с её наличием. Впрочем, не без особенностей. Внутреннее покрытие было создано таким, чтобы сделать прикосновение к телу максимально комфортным. Но всё же иногда хотелось почесаться то тут, то там. Вы не поверите, но в обычной жизни мы не замечаем того, как часто прикасаемся к своему телу. А тут рука натыкалась на гладкую поверхность волшебной брони. Плюс, в доспехе, при необходимости, можно было даже справить большую и малую нужду. Но делать это лишний раз почему-то не хотелось.