Я в это время был на концерте. Акифьев позвонил мне и сообщил эту ужасную новость.
— Юрию Шмильевичу сейчас будут делать операцию...— сказал он.
— Что с ним?!
В тот момент я даже в голове не держал, что с Айзеншписом может произойти нечто роковое.
— Что-то с желудком...
Юрий Шмильевич действительно сильно болел, но его отлучки на медосмотры были настолько частым делом, что мы почти привыкли к этой суровой правде его жизни. Поэтому происходящее казалось мне чем-то вроде «плановой хирургии». Никто из нас не знал, насколько серьезным было положение. До последнего момента. Тем более что у Юрия Шмильевича были проблемы с сердцем, и это казалось нам главным его недугом. Остальное мы в расчет не принимали. Сам Айзеншпис, как все сильные духом люди, никогда не распространялся по поводу своих болезней — только отшучивался и отмалчивался.
19-го я должен был ехать на концерт в Тулу — вместе с целой бригадой музыкантов и танцоров. Вернуться нам следовало утром 20-го. Перед отъездом мне захотелось повидать Юрия Шмильевича. Я позвонил Денису, и мы договорились, что он заедет за мной с утра пораньше, чтобы отвезти на корпоративной машине к Айзеншпису в больницу.
Не знаю почему, но я был буквально одержим желанием съездить к Юрию Шмильевичу именно утром, причем как можно раньше. Я собирался ехать к восьми, что для меня было поистине несусветной ранью. Я сам разбудил Дениса что опять же было нетипично — обычно это Денис звонил мне и будил. Он заехал за мной, и мы добрались до больницы по утренним московским пробкам — чтобы я мог попрощаться с наставником, приобнять его. В тот момент я не осознавал, что это действительно прощание. Окончательное. Было лишь смутное предчувствие чего-то непоправимого.
Рядом с постелью Айзеншписа мы застали не только медсестру, но и Елену Ковригину. Она дежурила в больнице, хотя на тот момент, насколько я помню, они с Юрием Шмильевичем уже не жили вместе. Айзеншпис в те дни жил один, но регулярно виделся с сыном Мишей.
Мы поздоровались и подошли к Юрию Шмильевичу. Он был очень бледен, и его худое морщинистое лицо едва ли не сливалось по цвету с подушкой. Он махнул мне тонкой рукой и прошептал:
— Сердце болит...
— Юрий Шмильевич, мы вам обезболивающее вкололи,— отозвалась медсестра, — у вас ничего не должно болеть...
— Я чувствую...
В конце сентября Айзеншпису должны были сделать повторную операцию на сердце в Бакулевском центре на Рублевке. Но в этот раз он попал в больницу по другой причине. Однако и его старый недуг напомнил о себе в полный голос, заставляя обратить внимание на то главное, чего боялся каждый из нас.
— Вколите мне что-нибудь, у меня скоро премия... — чуть слышно проговорил Айзеншпис. — Что хотите делайте, но через три дня я должен отсюда уехать.
— Это невозможно! — всплеснула руками медсестра.— Вам только что сделали операцию!
Поездка на премию «Russian Music Awards» была для нас важной — главным образом потому, что летом мы не попали на Муз-ТВ. Айзеншпис очень переживал из-за того, что ему пришлось сделать такой сложный выбор, и теперь всеми силами стремился на «RMA», чтобы я мог забрать свою матрешку.
— Юрий Шмильевич, — сказал я, стараясь, чтобы голос не звучал так взволнованно. — Вы лежите спокойно, пожалуйста. Все будет в порядке, я съезжу на концерт, вернусь...
Я присел к нему на край кровати, неловко пристраивая ноги. В палате было тесно — помещались только койка и пара тумбочек, а людям приходилось как-то устраиваться на оставленном пятачке пространства.
— Ты давай, отработай там нормально, — еще тише сказал Юрий Шмильевич и взял меня за руку.
Я улыбнулся в ответ. Мы молчали. Айзеншпис смотрел на меня с какой-то отеческой жалостью, словно пытаясь вспомнить что-то важное, чего он не успел мне сказать.
ЯНА И ЮРИЙ ШМИЛЬЕВИЧ
— Ну... — Я неловко высвободил кисть и поднялся с кровати. — Юрий Шмильевич, до свидания! Я заеду к вам сразу же, как только вернусь с концерта. Обещаю!..— Я помахал рукой и попятился в сторону двери.
Айзеншпис ответил кивком и попрощался одними глазами.
Мы с Денисом вышли из палаты. У меня на душе было сыро и холодно, словно я стоял голый под осенним дождем. Денис Акифьев попытался меня разговорить, но напрасно за все время, пока он вез меня до Сокола, откуда я должен был ехать в Тулу, я обронил лишь пару банальных фраз. «Да все будет нормально», «Он еще нас всех переживет»... На месте я хмуро погрузился в автобус, чтобы отправиться на последний концерт под началом Юрия Шмильевича...