— То, что я сейчас узнал, меняет дело, — произнес он вслух.
— Что скажете Данкворту?
— Что все ваши знкомые из «кси» мертвы.
— Ладно. Передайте Марту — пускай посредников не присылает. Хочет разговаривать — должен явиться сам.
Глава 11
Спорное обвинение
Русанов проснулся довольно рано, попытался связать воедино обрывки сновидений, но вспомнил лишь ощущение беззаботной радости, чего-то хорошего, что касалось его самого, команды и корабля, но счастливое послевкусие не вязалось с событиями последних дней и очень быстро исчезло.
Браслет-коммуникатор на этот раз окащался под грудой мятых футболок. Капитан вернул его на запястье, активировал планшет и потратил час, составляя рапорт. Он кратко упомянул ночной фейк-звонок, подробно описал встречу с Мартом, но об участии в деле своих офицеров не упомянул совсем. Визит в клинику и перестрелка в палате выглядели совсем сомнительно, и Русанов задумался, не пропустить ли кое-какие подробности, но потом оставил все, как есть. После этого переоделся в мундир и спустился на лифте в просторный вестибюль отеля. Часы показывали ровно десять утра. Штормовой ветер стих, жара на улице усилилась. Браслет завибрировал, принимая вызов.
— Доброе утро, — раздался хриплый и усталый голос Измайлова.
— Черт возьми, Саша! Где ты был? Я тебя искал.
— Извини, капитан, нашлись дела по ментальной части. Ты-то сам как?
— Всяко. Сначала Брауна чуть не убили, потом я кого-то застрелил и в итоге написал рапорт на самого себя. Сань, ты почему молчишь?
— Слушаю, думаю. Ты уверен, что следует подать рапорт?
— Измайлов, я тебя не узнаю. Если рапорт подавать не надо, значит, я целый час потратил зря.
— Давай сначала встретимся и обсудим ситуацию. Рапорт немного подождет.
— Хорошо.
Русанов прервал связь, снял фуражку, вытер мокрый лоб и обнаружил, что, забывшись, пропустил перекресток и теперь шагает в неправильную сторону. Руины квартала Санплена, омытые ночным дождем, совсем уже высохли, осколки бетона побелели и походили на раздробленные кости.
«Зря я злюсь. Измайлов ни в чем не виноват. Никто не виноват, никто из нас не подписывался на это».
На каменной скамье возле развалин замерла поникшая женская фигура.
— Я не помешаю, синьорино? — спросил Русанов на эсперанто, занимая свободную половину сиденья.
Он положил фуражку рядом и подставил лицо ветру.
— Нет, не помешаете, — ответила женщина. — Мне теперь никто уже не мешает, после того, как погиб Адвин, такое ко всему равнодушие…
— Соболезную вашему горю.
— Спасибо, капитан, но какой прок от соболезнований? Мой муж работал в наладчиком дронов, потом его временно наняли в Космофлот, Адвин так гордился… Я не понимала, в чем дело, не знала, что он на «Титании», не знала даже, что есть такой корабль, мой муж был честный человек, ему сказали — молчать, и он молчал. А потом он не вернулся домой, и мне никто не звонил, я сама приехала в Йоханнесбург из Стандертона, где мы жили. Нам сказали, что в океан упал гирканский корабль, и тогда я подумала — откуда тут гирканцы, но поверила и по ночам плакала, потому что боялась, что Адвин могли убить… Потом вдруг оказалось, это были не гирканцы, а корабль адмирала, мой Адвин был там… что он тоже…
Женщина зарыдала, и Русанов не мог подобрать слов. «Возможно, парня вынесло в открытый космос, когда „Алконосту“ пришлось отбиваться от „Титании“. Или его прикончил Браун. Возможно, этот инженер жил до самого конца и падал в залив вместе с крейсером, пока не разбился, не сгорел или не умер от перегрузки…»
— Поверьте, сильорино, мне бесконечно жаль…
— Наверное, вы хороший человек, капитан… Но Адвин тоже был хорошим человеком, а теперь от него не осталось даже тела. Я прихожу к этим камням, потому что могилы нет, дома пусто и мне больше некуда податься. Прокурор обещал, что преступник, которого показывали по голограмме, ответит за все, и за моего мужа тоже, но разве Адвин от этого вернется? Зачем нас обманывали? Все знают, что «Титанию» сбил не тот парень, которого судят! Ходят слухи, что это было необходимо, потому что адмирал сошел с ума и поднял мятеж, но ведь это он изменник, а мой муж ни в чем не виноват… Ах, капитан, извините за эту вдовью истерику. Теперь мне так мало надо, всего лишь хочется, чтобы нам сказали правду…
Несмотря на жару и плотный мундир, Русанов ощутил холод. Потом холод исчез и сменился обжигающим чувством вины. «Был ли у нас другой выход? Очевидно, нет. Мы оказались не готовы к предательству».