– Это неправда! Точнее, давно уже не правда. Я хочу ей помочь! Я не служу ведьме!
Егор попытался нырнуть в белые воды. Белая капля оттолкнула его и тоже испарилась.
– Светлые воды решили иначе! – заявил Страж, и в тот же миг маска равнодушия слетела со старческого лица. – Нет! – воскликнул Страж.
Жёлтые воды расступились, Егор исчез в их сиянии.
– Мальчишка, что ты наделал? Тебе нельзя в воды Истока!
Глава шестнадцатая. Братец Костик
Яблонь в саду было видимо-невидимо. Росли они так густо, что соединялись кронами и образовывали кружевной мост между небом и землёй. Яблони цвели, но при этом крупные яблоки алели среди белых ароматных цветов. Дорожка между двумя сторонами сада, аккуратно выложенная разноцветными камнями, начиналась прямо в темноте вод.
Маша выскочила из чёрной капли, сухая, как и в первый раз. Камни вспыхивали под ногами, красные, синие, жёлтые, зелёные. Деревья качали ветвями, с цветов срывались лепестки, летели вслед за Машей. Бока яблок блестели. Из-за стволов выскакивали кролики, белые, серые, рыжие, и тоже бежали за Машей. Дорожка вела к забору, на деревянных зубцах которого красовались разномастные горшки и горшочки. Она продолжалась под калиткой, украшенной резной фигурой кролика, до домика с соломенной крышей. Ставни окошка, глядящего в сад, были выкрашены в зелёный. Ярко-голубая дверь ждала Машу распахнутая.
«Я сейчас зайду в дом, увижу ведьму и с порога скажу ей: “Отдавай Костю!”» – готовилась Маша. Всё вокруг поддерживало её: нежные лепестки, сочные яблоки, снующие кролики. Не хватало пения птиц, их щебет придал бы Маше больше уверенности. «У тебя получится! Непременно получится! В водах всё казалось таким страшным. Но тут даже мило!»
Маша толкнула калитку, та слегка заскрипела. Горшки на заборе тоже сверкали боками, как яблоки на деревьях. Кролики один за другим проскользнули в калитку между Машиных ног. Маша насчитала пятнадцать зверьков, и перед глазами всплыл образ Егора. Мальчик выглядел огорчённым, он метался между водами и что-то кричал. «Меня зовёт, – поняла Маша, – хочет, чтобы я его простила!»
Браслет извивался на руке. Холодный шёпот пробирался Маше под кожу. «Он недостоин прощения», – шипели змейки. Во рту Маши зачесалось, словно у неё вырос раздвоенный змеиный язык, вторящий браслету. «Недос-с-с-стоин».
– Он спас меня. На холмах, – напомнила змеям Маша. – Пусть по приказу ведьмы, но спас. Хотя мог убежать прочь. И он искал меня на ярмарке.
«Вс-с-сё для того, чтобы привес-с-сти тебя к ней».
– Да… – поддаться змейкам было легко. – Нет, – Маша вспомнила Егора, обращённого в игрушку, – он мог остаться там навсегда. Если бы я не назвала его, он бы остался в цирке.
«Он не с-с-с-сказал тебе правды», – убеждали змеи.
– Он боялся, что я разозлюсь, – нашла оправдание Маша.
Перед глазами выросла мама. Слишком большая и грозная, какой Маша её видела во сне на холмах.
«Мам, я тоже тебе не сказала, – призналась Маша маме в своей голове. – Я не буду злиться на Егора. Его можно понять. Он не захотел оставаться питомцем. Ведьма дала ему человеческое тело, конечно, он решил таким и остаться. Я его прощаю. А ты, мам, пожалуйста, прости меня».
Маша шагнула за калитку. Жжение в руке ослабло, змейки Матери Ночи разжали рты и соскользнули в траву каплями росы. От изумления Маша остановилась, нагнулась посмотреть, куда делся браслет. Украшение, от которого она столько пыталась отделаться, исчезло. Маше стало легче дышать. Она избавилась от подарка из колодца и больше не тяготилась связью с Матерью Ночи. К дому ведьмы Маша приближалась без отметки тёмных сил.
На верхней части небесно-голубой двери были вырезаны листочки, на нижней – грибы разных размеров. «Как в детском саду, – фыркнула Маша. – Не страшно ни капельки. Я и пострашнее тут видела».
Она набрала в грудь побольше воздуха, чтобы как следует крикнуть:
– А ну, отдава…
– Тихо, что ты раскричалась, ребёночка разбудишь, – заворчало из дома.
Ведьма сидела в дальнем углу и покачивала колыбель. Кролики уселись возле её подола. Глаза ведьмы были закрыты, блестящие губы сжаты, и всё же она говорила:
– Долго же ты шла, Машенька. Мы с малышом заждались. Я ему обещала: скоро-скоро сестричка придёт, заживём настоящей семьёй. Да ты, наверное, проголодалась с пути? Пирожков с пылу с жару?
В пустой комнате возник круглый стол, выпрыгнул прямо из пола, покрытый скатертью с красными петухами. На скатерти, замирая в нужных местах, появились глиняные тарелки с пирожками, жареными и печёными. Посередине стола вырос самовар, чёрный, с узором из золотых листьев и красных яблок, охватывающим его широким поясом. На самоваре сидел чайник, из носика поднимался пар. Возле самовара цветком расцвело главное блюда стола – большой яблочный пирог. Аромат корицы окутал Машу, желудок замурлыкал. Маша положила руку на живот: не время думать о еде. Но сложно было не думать, Маша толком ничего не ела, кроме малины, плошки шишечного супа Вирь-авы и леденца в цирке.