Над лесом поднимался серебряный туман, он больше не казался тёмным. Холмы цвели разнотравьем, но не было среди них ни одного фиолетового цветка, скрывающего сонные шипы. По холмам шла Вирь-ава, за ней бежали её грибы и кролики ведьмы. Их было так много! «Желтоглазые тени обрели пушистые тела», – догадалась Маша.
– Иным предстаёт Перепутье, когда и ты иная, – сказала Нагай-птица.
Она с шумом опустилась на берег реки. Хранитель, Вирь-ава и Лодочник ждали Машу там. Кролики обступили их. Маша слезла со спины Нагай-птицы, показала всем Костю.
– Забавный мальчонка, – усмехнулся Лодочник, – Константин Звонов. Сын, брат, мужчина, будущее.
– Дитёнышко какое, ути-пути, – Вирь-ава сделала Косте козу корявыми пальцами, Костя засмеялся смехом Нагай-птицы. Ему понравилось так то ли смеяться, то ли петь.
– Голос какой! – воскликнула Вирь-ава. – Певцом будет!
– Ты справилась, – поздравил Машу Хранитель и унял свечение, чтобы Маша могла смотреть на него.
– А Платон как? – тут же спросила Маша. – Где он?
– Я отвёл его к отцу, как и обещал.
– Подтверждаю, – кивнул Лодочник. – Я перевёз Платона через границу.
Маша чуть не бросилась Хранителю на шею, но обнять свет, наверное, не получилось бы. Обнять Лодочника не хватало духу. Он прятал лицо под капюшоном и держал весло рукой из детской книги об анатомии.
– Я увижу его? – спросила она вместо этого.
– Всё возможно, – ответил Хранитель. – В твоём случае уж точно.
– Как погляжу, – заговорил Лодочник, – ты опять кого-то нашла, кого-то потеряла. Где твой кролик, Мария Звонова? Вон их сколько, а твоего нет. Костика, если я правильно помню.
– Его зовут Егор, – поправила Лодочника Маша. – И он не кролик. Он спас меня и Костю.
Лодочник откинул капюшон. Машу разглядывал молодой человек с золотыми кудрями. В сторону холмов поглядела девушка с россыпью веснушек на носу и щеках. Обратно повернулся мужчина в очках. Лодочник вздохнул, широко раздув ноздри, замер, всем телом подавшись туда, где остался сад ведьмы, и произнёс:
– Как знать, кто кого спас. И спас ли…
– Ну тебя, загадочник! – перебила его Вирь-ава. Грибы норовили забраться на неё, но старушка продолжала умиляться Костику.
– Ревнуют, – усмехнулась она.
Особо настойчивый гриб запрыгнул на её согнутую левую коленку, Вирь-ава не согнала малыша.
– Всем любви поровну достанется, глупышоноши!
– Да, – твёрдо сказала Маша. – Потому что любовь не уменьшается, когда её разделяешь с другими. Она увеличивается. Меня этому научили вы. – Она помолчала немного и добавила: – И всё Перепутье.
– Крокодил больше не льёт горьких слёзушек? – подмигнула Вирь-ава. И они обе улыбнулись.
– Не знаю, как крокодилу, но моей лодке пора в путь, – объявил Лодочник. Маше не верилось, что прощание будет таким скорым. Она хотела побыть с ними ещё немного, рассказать о саде, о браслете, о ведьме и больше всего о Егоре.
Вирь-ава снова сделала Косте козу, Хранитель подгонял кроликов в лодку.
– Не переверните, – пробурчал Лодочник.
Маленькие лапки касались лодки, и кролики превращались в детей. Высоких и низеньких, худых и полных, большеглазых и курносых, с веснушками и смугленьких, блондинов, рыжих, темноволосых, лысых или со смешными хвостиками на макушке. Их было много, детей ведьмы, и они разом говорили свои имена. Маша видела, как расширяется свет Хранителя, как растёт лодка, как блестят от слёз глаза Вирь-авы. Маша наполнялась именами детей-кроликов. И точно знала, что запомнит все.
– Твоя очередь, брата держи покрепче, – обратился к ней Лодочник и протянул руку. Маша прыгнула в лодку. Вышло неловко, и на короткий миг Лодочник прижал Машу и Костю к себе, чтобы они не упали в воду.
– Вот мы и обнялись, – рассмеялась Маша, – и вовсе не страшно.
– И впрямь не страшно, – согласился Лодочник и откашлялся, накрывая юное, мальчишеское лицо капюшоном.