И пошли катастрофы, одна за другой, а потом и вовсе без перерыва. Впервые это стало отчётливо заметно после 11 сентября 2001. Она сидела у подруги неделю и без конца рыдала: один из её бывших любовников, поэт, несколько лет назад эмигрировал в Америку и оказался, судя по всему, в одной из башен-близнецов, когда их протаранили террористы-смертники. Что делать? что делать?! я должна туда лететь и его разыскать… Ей отвечали очевидное: денег на перелёт тебе взять неоткуда, разбирать завалы тебя не пустят, жена у него там есть… Но она всё рвалась и рвалась куда-то. Пока через неделю кто-то из общих знакомых не сообщил ей случайно, что поэт жив-живёхонек и вообще безвыездно живёт совсем в другом городе.
Ещё через неделю она рассказала всё той же подруге о кончине их общей знакомой в Израиле: получила телеграмму, и сын умершей этот факт как будто бы подтвердил. Сутками они оплакивали безвременно ушедшую Лялю, вспоминая мельчайшие детали их общей жизни — оплакивали заодно и всю эту свою нелепую и нескладную жизнь, пока на Пасху Ляля не появилась в Москве, ничего не зная о своей скоропостижной смерти.
Страшные трагедии следовали теперь одна за другой. Тася проводила сына в армию и в тот же день узнала, что в поезде ему отрезало ногу. Сердобольная подруга обзванивала ночами все доступные организации, которые могли иметь к этому происшествию хоть какое-то отношение, а в один из дней трубку в квартире Таси взял её сын, который, как выяснилось, ни в какую армию не уходил и ног не терял.
Это была болезнь. Её никто не любил, она никого не любила. Но только любовь дарует чувство, что ты существуешь, что ты жива. Люблю, любима — следовательно, существую. Она хотела жить — и ушла в болезнь. Её жалели, о ней беспокоились и хлопотали, с ней опускались на самое дно каждого её горя — вместе, вместе. Так она оказывалась в центре внимания, раз иного пути дано не было.
Её внешность опять сильно изменилась. В ней появилось какое-то косоглазие, вместо лица выползла на свет подёргивающаяся личина, что-то одновременно козлоногое и жалкое в своей убогости.
Сын разменял их московскую квартиру и переселил её в Подмосковье, связь с нею оборвалась.
Но если Тася сейчас на воле и болезнь не обездвижила её вовсе, можно быть уверенной, что свой ритуал она соблюдает. Каждый год на Пасху она раскрашивает яички, любовно, в своём наивном стиле, и относит их на могилу Виктора. И странное дело: иногда на пасхальных яйцах вдруг, независимо от воли художницы, проступает ангельский лик той, юной Таси, похороненный и никому не видимый теперь в её нынешнем реальном лице. Лара тоже красила яички собственным пасхальным узорочьем — зверюшки, дети, тончайшая графика — и оставляла их на могиле Виктора. Но ходили они на кладбище в разное время. Это было такое соперничество за покойного: у кого яйца пасхальные краше. В 1999– м Лара умерла, и теперь Виктор принадлежит на Земле одной только Тасе. Он любит её из своего небесного далека. Тем она и жива до сих пор — если ещё жива.
Гонорар
Раз уж нельзя про покойников плохо, назову его просто — поэт.
Вы думаете, что «литературный негр» как массовая профессия появился только в последние годы? Вы глубоко заблуждаетесь. Натаскивали — охотничьих собак, например, — всегда, сколько они существуют. Относительно нижеизложенного случая назову его деликатно — консультацией.
Это было давным-давно, когда представлять страну за границей удостаивались чести лишь признанные высшим начальством именитые персоны, а не признанные таковыми, посвятившие жизнь изучению, к примеру, Древнего Рима, и не мечтали попасть в этот самый буржуинский Рим, исследователи западного кинематографа не видели фильмов, которые подвергали немилосердному разгрому, а не читавшие книжек из спецхрана, признанными вредными, защищали докторские диссертации по ним невероятно успешно.
Итак, некоему известному советскому поэту предстояла поездка в Германию, где на международной конференции он должен был произносить спич о Рильке, в котором, признаться, не понимал ни уха ни рыла. И пригласил поэт к себе в Переделкино ныне известную поэтессу, а тогда популярную лишь в узких кругах переводчицу Рильке, чтоб она его просветила.