Он мне не верил. Нужно было срочно придумать что-то, вызывающее доверие и непротиворечащее уже сказанному.
— Господа, вот что я думаю. А может, несчастье с зимними осами произошло потому, что меня там не было? Может, если бы к дому штабс-капитана подошел я, кто-нибудь в последний момент меня бы остановил и сказал бы, что, мол, нельзя дом открывать, а надо сделать то-то и то-то? Вы никого там поблизости не видели?
— Никого там не было, — ответил седой господин. — Но отправить тебя погулять в Осиную рощу — мысль неплохая. Может, мы так и поступим? Вот господин Марагур с тобой побеседует, а потом бросим тебя на крыльце того осиного гнезда.
Велетень захыхыкал, загремел суставами, зазвенел серебряными колесиками. У меня подкосились ноги.
Очнулся я оттого, что мне плескали в лицо водой, но пошевелиться не мог. Пока был в обмороке, меня догола раздели и привязали к деревянному коню. Надо мной возвышался господин Марагур. В руках он держал кнут.
— Ну что? — прозвучал голос седого господина.
— Смилуйтесь, господа! — заорал я. — Я же все рассказал вам! Все, что знал!
Велетень щелкнул кнутом и с оттяжкой ударил меня по спине. Я взревел. Мне казалось, что меня разрубили пополам, и по странной случайности я сначала не умер, а потом глаза не выскочили из глазниц от боли.
— Ну? — донесся голос седого господина.
— Господа, помилуйте, — произнес я.
Велетень ударил меня еще раз. Я завыл, надрывая горло и легкие. Я был уверен, что третьего удара не выдержу и умру или сойду с ума от боли. Неожиданно я вновь вспомнил встречу с вице-канцлером, и мне пришла в голову одна мысль. Я надеялся, что спасительная.
— Господа, вспомнил! Вспомнил! — закричал я, надеясь упредить третий удар кнутом.
— Ну и что же ты вспомнил? — спросил седой господин.
— Граф Безбородко когда я был у него когда он передал мне письмо там был секретарь у вице-канцлера был секретарь он подслушивал наверняка подслушивал да и граф не особенно скрывался от него этот секретарь наверняка что-то знает может, вы у него спросите, — протараторил я.
— Да заладил ты: секретарь, секретарь, — послышался голос седого господина. — Иванов, секретарь вице-канцлера. Знаем мы его, ждем с минуты на минуту.
Кнут со свистом рассек воздух и опустился на меня в третий раз.
— Капитан-поручик Косынкин! Я еду в Кронштадт к капитану-поручику Косынкину! — заорал я от жалости к себе и преданной мною Аннет.
— Вот это уже интереснее, — одобрил мои признания седой господин. — А посмотрим, что ты расскажешь под батогами.
Господин Марагур освободил меня, попросту разорвав веревки. Я свалился на пол. Велетень поднял меня, связал мне руки за спиной и подвесил на дыбу.
— Вот так, — сказал седой господин.
Я застонал от боли. Суставы в плечах заскрипели, готовые расколоться и, прорвав кожу, выломиться наружу. Я изо всех сил напрягал плечевые мускулы, чтобы удержать руки от превращения в плети.
Отворилась дверь, и вошли еще какие-то люди. Я повернул голову, но велетень загораживал от меня половину камеры, и я видел только кожаный фартук, забрызганный кровью. Я свесил голову и закрыл глаза.
— Ну что? — спросил седой господин, обращаясь ко вновь пришедшим.
— Кое-что есть, Василий Яковлевич, — сообщил кто-то и спросил в свою очередь. — А этот что?
— Покочевряжился немного, а теперь заговорил, — ответил седой господин — Василий Яковлевич, вот, значит, как его звали. — Тебя вот вспоминал, говорит, был там секретарь у вице-канцлера.
Послышались шаги, чья-то рука, ухватившись за волосы, приподняла мою голову. Я открыл глаза и прямо перед собой увидел опухшую рожу, но не того господина, что уступил мне стул, а некоего Иванова, второго из оставшихся в живых после визита в дом штабс-капитана Саликова. Зимние осы попортили лицо этого человека, и все же я узнал его. Это был секретарь графа Безбородко.
Эх, намекал же я вице-канцлеру, что негоже третьей собаке слышать то, о чем полагается знать двум блудливым кобелям. А он не обратил на мое предостережение внимания. Секретаря своего граф, видимо, даже за собаку не считал, а так — за пустое место. Эх, говаривал, помнится, папенька: свято место пусто не бывает, а пустое место не бывает святым.
— Да, был я там, — промолвил Иванов, словно подтверждая мои мысли. — Но, к сожалению, выяснил лишь то, что бумаги должны быть переданы какому-то князю. А еще понял, что этот князь находится где-то за границей.
Он отпустил меня. Велетень без предупреждения врезал мне толстым прутом по спине. Нестерпимая боль вспыхнула в почках и сковала меня целиком. У меня не хватило сил, чтобы кричать. Я только охнул, обмяк и безвольно повис на вывернутых руках.