— В вашем присутствии, милостивый государь, опасно появляться на улице, — объяснил Шварц свое нежелание выезжать на место происшествия.
Он приоткрыл глаза. С трудом, но справился без посторонней помощи.
— Ваше высокородие, я приношу соболезнования по поводу гибели Развилихина, мне искренне жаль… — проговорил я, но Шварц отмахнулся от меня.
— Развилихин… — промолвил он. — Не беспокойтесь о нем.
Я поразился его циничности. Действительно, чего теперь беспокоиться о Развилихине?!
— Видит Бог, ваше высокородие, не имею я ни малейшего представления о происходящем, — произнес я. — Какие-то письма кто-то передал мне. Я и прочитать не успел их, как какие-то господа ворвались в нумера и, угрожая пистолетом, вырвали бумаги из моих рук и побежали на улицу. Я погнался за ними. На улице их поджидал Развилихин. Произошла перестрелка. Печальный исход ее вам известен. Один из незнакомцев скрылся с бумагами. Кстати, я ведь видел их утром. И сейчас понимаю, что они-то и перевернули мою квартиру.
— Да уж, ваше высокоррродие, на эльфийку-то мы напррраслину-с возвели, — встрял в разговор наглый французишка.
— Нет худа без добра, — ответил Шварц. — Проверили мы эту барышню. Проживает она в Москве нелегально. Так что вышлем мы ее восвояси. Туда, откуда пожаловала.
— Ваше высокоррродие, так-с она же-с там с голоду-с помрррет! — взмолился мосье.
— Помрет, так помрет, — зарычал полицеймейстер. — Мало ли кто где с голоду помирает! В Москву всех пускать — самим жрать будет нечего!
Я пихнул Лепо локтем, чтоб заткнулся. Впрочем, на душе моей стало совсем гадко. Так гадко, как на простуженных рожах Петра Андреевича и Настасьи Петровны.
— Ты вот что, мусье, за дверью обожди, — приказал Шварц французу.
Лепо скрылся в коридоре. Следом за ним полицеймейстер выпроводил и своего чиновника.
— Сдается мне, милостивый государь, что все эти происшествия как-то связаны с вашей заграничной миссией, — произнес Шварц, когда мы остались наедине.
— Наверное, — согласился я.
Наверняка он был прав. Но беда заключалась в том, что я так и не вспомнил, ни в чем заключалась моя миссия, ни того, что со мной происходило за последние месяцы. И я задумался, стоит ли рассказывать Шварцу о приключившейся со мной амнезией? Или будет разумнее сначала самому во всем разобраться?
— Что было в тех бумагах? — спросил он.
— Не успел рассмотреть, ваше высокородие, — признался я.
Шварц вздохнул с облегчением, словно задавал вопрос для проформы, втайне надеясь, что ему не удастся узнать о содержимом похищенного письма.
— Признаюсь, милостивый государь, мне абсолютно безразлично, что в этих бумагах. Даже более того, я и знать не хочу, о чем в них написано! — подтвердил полицеймейстер мою догадку. — Но, знаете ли, чего я не потерплю, что мне не нравится, так это, чтобы в моем городе палили из пистолетов все кому не лень! И я непременно найду и того, кто застрелил извозчика, и того, кто стрелял в Развилихина!
— Помилуйте, ваше высокородие, — воскликнул я. — Того негодяя, что стрелял в меня и попал в извозчика, более нет в живых. Моя пуля…
— Моя пуля! — передразнил меня Шварц. — Сбежал он уже! Вместе с вашей пулей!
— Как это — сбежал? — растерялся я.
— А вот так. Встал и пошел. Архаровцы мои недоглядели, не разобрались сразу, что к чему. А покойник-то был уже лет двести как мертв.
— Во как! — выдохнул я.
— Да уж. Я так думаю, милостивый государь, что вам охрана не помешает, — промолвил полицеймейстер. — И вот что. Заберите-ка свои пистолеты.
Он выдвинул ящик стола и выложил их на стол. Затем достал еще что-то и высыпал на стол блестящие шарики, прикрыв их ладонью, чтобы не раскатились.
— Зарядите их этим.
— Что это? — спросил я.
— Серебряные пули, — ответил Шварц. — Но смотрите, милостивый государь, стреляйте только в случае крайней необходимости. И старайтесь не промахиваться: серебро нынче дорого. И смотрите, ненароком в моих людей не попадите. Особенно в Развилихина.
— В Развилихина? — с удивлением переспросил я.
— В Развилихина, в Развилихина. Он из той же породы, что ваш покойник, — промолвил полицеймейстер и махнул рукой. — Ступайте, милостивый государь, ступайте. И не выходите без лишней надобности из дома.
Я сгреб в карман пули, взял пистолеты, вышел из кабинета и наткнулся на Развилихина. Он радостно улыбнулся, обнажив клыки.
— Вот сволочи, продырявили новый сюртук, — пожаловался он.
— Негодяи, — согласился я, заставив себя улыбнуться.
— А я знавал того парня, которого вы подстрелили. Это господин Кесслер. Вам повезло.
— В каком смысле? — спросил я.
— В том смысле, что Кесслер — превосходный стрелок. Уму непостижимо, как это он попал не в вас, а в извозчика, — сказал Развилихин.
— Темно было, — предположил я.
— Вампиры прекрасно видят в темноте, — сообщил Развилихин и улыбнулся, обнажив резцы.
— Что ж, имеет смысл покончить с делами засветло, — я поспешил к выходу.
Лепо засеменил следом.
— Сударь, мне и дальше приказано-с прикрывать вас, — послышался сзади голос Развилихина.
— Я отправляюсь домой, — сообщил я, не оборачиваясь.
Проходя мимо комнаты, где находилась эльфийка, я не выдержал и оглянулся. Дверь по-прежнему была открыта. И я вновь столкнулся с тяжелым взглядом карлика. И что я попросту не прошел мимо?! Нет же, черт дернул оборачиваться на них, словно я надеялся, что давеча обманулся, мол, вовсе и не смотрел этот уродец на меня ненавидящим взглядом, и вообще он смотрит на окружающих исключительно радушно и приветливо.
Нет, не обманулся, карлик по-прежнему стоял рядом с девушкой, смотрел на всех глазами, полными ненависти. А самым отвратительным было то, что он держал эльфийку за руку! И как каналья Лепо мог с нею спать?! Как можно спать с девушкой, к которой прикасался этот отвратительный карлик?!
— Что это за уродище рядом с нею? — спросил я.
— Это мосье Дюпаррр, корррррриган, — ответил мосье. — Они вместе бежали из Фррранции.
— Корриган, значит, — повторил я.
Ну и каша вокруг заварилась! Эльфы, вампиры, теперь еще и корриган! Кстати, я отметил, что Мадлен была настоящей красавицей с милым личиком и, что самое удивительное, с белоснежной кожей. А насколько я знал, у этого народца была одна неприятная особенность: если эльф грешен, его кожа темнеет. Что тут скажешь? Либо их Главный Повар не считает прелюбодеяние грехом, либо у этой эльфийки к Лепо высокое и светлое чувство.
Впрочем, надоели они мне все. И хорошо, что Шварц высылает их из Москвы. Нечего делать здесь карликам с такими глазами! И девушкам, которые позволяют таким карликам держать их за руки, тоже нечего делать в Москве!
Еще б этот Развилихин не сопел за спиной! А то дрожь до костей пронимает! Наверняка служит в полиции за кровь, которую позволяют пить у бедолаг, согласных на укус упыря вместо более страшного наказания.
Глава 7
Мы скоро добрались до дома. Развилихин в компании с еще двумя то ли вампирами, то ли обычными блюстителями порядка ехал следом. Уже на Никольской я почувствовал сильный голод, что было неудивительно: весь дневной рацион мой ограничился шиколатомъ с кофiемъ. Эх, надо было у Петра Андреевича откушать сперва, а потом уж сказать все, что думаю о его роже! Впрочем, сожалеть было поздно, я утешился тем, что господа, охотившиеся за письмами, в любом случае помешали бы нашей трапезе. Теперь предстояло дождаться, пока каналья Лепо что-нибудь приготовит.
Развилихин с товарищами остались сторожить на улице. Похоже, они собирались ночевать у подъезда. Мы с Лепо поднялись наверх и у входа в квартиру столкнулись с незнакомцем лет двадцати.
— Сергей Христофорович? — прошептал он в темноте.
— А вы кто будете? — спросил я грозно.
— Меня послали-с передать вам бумаги, — ответил он.