— Уже идем.
Но сразу пойти им не удалось, потому что тут с пьяными поцелуями налетел облепленный тиной и вывалянный в песке Митька, с которого ручьем стекала вода. — Саня! Последним пароходом! Орел! Ну, хотя кому-то повезло, — с присущей подвыпившим людям экзальтированностью кричал он и призывал немедленно отметить это дело. Услышав же, что Иван и Саня намереваются отправиться на поиски Веры, сразу сник, однако, чтоб не разрушать кампании, увязался за ними.
По дороге Саня поведал о том, как заметили его, бездыханного, проплывавшие мимо готфы, хорошие ребята, и приняли на борт.
— А они-то откуда взялись? — спросил Митька. — Их же вроде всех буджаки перебили.
— Эти отбились, — ответил Саня. — Да их всего ничего, с полсотни едва наберется. Старшим над ними князь Эльгард Румяный.
— Ага, — прикинул Митька. — Раз князь, значит, вероятный наследник престола. Не думаю, что Воробей сильно обрадуется. Он к готфам прохладно относится.
Хотя, с другой стороны, толку в этом престоле, когда подданных почти не осталось.
— Вот так оно всегда и бывает, — философски заметил Иван. — Народ уже, считай, что под корень извели, а наследники престола всё прибывают.
— Исторический факт, — согласился Саня. — Однако, Эльгард этот нормальный князь, прогрессивный такой. Да и права у него птичьи. Таких наследников сейчас по лесам бродит как собак нерезаных.
Принимая во внимание ожесточенность боев, выдержанных воинством воеводы Воробья, раненых должно было быть гораздо больше тех трех десятков, которых увидела Вера, когда впервые вошла в щелястый амбар, отведенный для их содержания. Уже потом ведун Махора, заправлявший тут, рассказал ей, что по воинскому обычаю, если человек чует, что рана смертельна, то он часто сам лишает себя жизни, чтоб не длить бесполезных мучений и не связывать собой руки товарищам. А какая рана считается тут смертельной, Вера знал и без Махоры. Практические любое полостное ранение не оставляло раненому шансов, то же самое и в случаях когда были повреждены внутренние органы. Хотя исключения, конечно, бывали. Их, на взгляд Веры, было даже чересчур много, объяснение чему следовало искать то ли в лекарском искусстве Махоры, то ли в природной крепости здоровья ратников.
На саму же Веру Махора и помогавшие ему пожилые женщины сначала смотрели настороженно, но через несколько часов, убедившись в её добросовестности и сноровке, отбросили предубеждение.
Вместо коек в этом импровизированном лазарете были застланные соломой повозки, загнанные в амбар. На них по двое, по трое лежали раненные. Погода стояла жаркая, но тут было прохладно. Свет же проходил сквозь дырявую крышу и широкие ворота, которые ради этого, а так же для притока свежего воздуха, держали постоянно открытыми. Привычным лекарям хватало, но человеку, вошедшему с улицы, какое-то время, пока не привыкнут глаза, казалось, что тут царит полумрак.
С утра, по-монашески низко повязанная темным платком, Вера тихой тенью сновала между повозками, поднося воду и меняя повязки. Её внимание всецело было отдано раненым, и она не обратила внимания на появление в проеме ворот нескольких человек, тем более, что солнце светившее им в спину, не позволяло разглядеть лица, а только темные силуэты, вокруг которых солнечные лучи сплетались в ослепительный ореол. Впрочем на них никто не обратил внимания, у каждого из раненных хватало родных и близких, которые не оставляли их без попечения и часто навещали.
— Ну, иди, — сказал Иван, подталкивая Саню в спину. — Там она.
Саня вошел в ворота. В прохладном сумраке просторного помещения, словно в музее колесного транспорта, стояли ряды повозок, в которых смутно белели пятна человеческих лиц, над которыми склонялись темные, какие-то бестелесные, фигуры.
Земляной утоптанный пол, усеянный сеном, гасил звук шагов.
— Вера, — негромко позвал Саня. Одна из фигур распрямилась и, словно не касаясь земли, двинулась навстречу ему.
Свое имя, произнесенное знакомым голосом, который, казалось, ей уже никогда не суждено было услышать, пронзило Веру, как удар молнии, она словно окаменела каждой клеткой своего тела, а ноги уже сами несли её навстречу Сане. — Живой!
Они столкнулись с такой силой, что в другое время наверняка бы ушиблись друг от друга, но только не теперь, когда единственное желание было, дотронуться друг до друга, чтобы убедиться в том, что они снова вместе.