Но как бы то ни было, пошли тут у Хадира с Корушкой пиры-беседы. Воробья на них, понятно, не приглашали, но дел у него хватало и без этого. Челядь Корушки бражничала не хуже своего господина, воины-готфы тоже редко бывали трезвыми, да и свои порубежники были не прочь гульнуть, благо вина и браги для дорогих гостей буджаки не жалели. Но своих Воробей держал в кулаке, пообещав, что первого, кого заметит под хмелем, продаст на речном торжище заморским купцам.
А чтоб его люди не задирались с пьяными готфами, стан свой разбил чуть поодаль от шатров конунга.
Продолжалось это веселье уже три дня, и каждое утро конунг зазывал Воробья и вёл с ним долгие разговоры ни о чём, словно ходил вокруг да около, присматриваясь. Зачем, для чего, об том Воробей не задумывался, полагая, что рано или поздно правда сама себя окажет.
— Ладно, венет, я знаю, ты потому такой храбрый, что считаешь своим господином не меня, а Атаульфа.
То, что это разговор для бедных, оба собеседника понимали даже слишком хорошо. Безродный с точки зрения готфской генеалогии сотник числился на службе готфского короля, сиречь, рекса Атаульфа, точно так же как и благородный конунг Корушка. И ценность их для королевской службы, пожалуй, была одинаковой, поскольку каждый из них мог привести за собой две-три сотни воинов. С той только разницей, что Воробей даже в дурном сне не помышлял о троне готфских королей, тогда как Корушка думал об этом, кажется, все дни и ночи напролёт. На то он и был и конунг, беда же состояла в том, что трон был всего лишь один, а конунгов было много, очень много.
Вообще, кажется, никто не размножался в готфском королевстве с такой скоростью, как эта порода. И чем меньше и слабей делалось королевство, тем больше оказывалось в нём высокородных людей, особенно теперь, когда от некогда великой державы остался только осколок — королевство Атаульфа.
Другое дело, что никакой готф даже под пытками не согласился бы признать равенство венедского сотника и готфского конунга.
— Что ж, об Атаульфе я и хотел с тобой поговорить. Послушай… — Корушка взмахом руки отослал слугу, и продолжил только после того, как тот вышел из шатра. — Послушай, Воробей, если бы Атаульфа, а то, что он к старости впал в детство, знают и стар и млад…Так вот, если бы этого слабоумного, ни на что не годного старика сменил на троне муж мудрый, зрелый, испытанный в бранях, исполненный добродетели…Как бы к этому отнеслись твои сородичи?
— Я давно не был в родных местах.
— Ты затруднился с ответом. Похвальная осторожность. Тогда спрошу по-другому. Как венеты относятся к Атаульфу?
— Души в нём не чают, — усмехнулся сотник. — Но тебя это не должно огорчать. Сядь на его место, и тебя будут обожать не меньше.
— Рекс Корушка! Разве плохо звучит?
— А сам ты как думаешь?
— Я думаю… — голубые глаза конунга приняли мечтательное выражение, и черты мясистого лица его обрели некоторую специфическую воздушность, свойственную людям, чей мозг чрезмерно отягощен мыслительным процессом. — Я думаю, что каждому смерду и иному человеку низкого звания, осознающему, что его подневольное положение не случайность, а закономерность, обусловленная, как его происхождением, так и жизненными обстоятельствами, будет лестно иметь такого господина как я.
Не удивляйся моей откровенности. Ведь если ты задумаешь предать меня, то конунгу поверят скорей, чем простому сотнику.
— Мне тебя предавать ни к чему. Я не пойму, однако, что тебе нужно от простого сотника.
— Мне нужно, чтобы твои сородичи не встали между мной и Атаульфом. Ты пользуешься среди них влиянием, так убеди их в том.
— Тебя ввели в заблуждение, моё слово весит меньше слова любого старейшины нашего рода. Но наши люди не будут вмешиваться в ваши распри. Какое дело овцам, что один волк сменит другого.
— Да, венеты — прирожденные рабы. Наши копья и мечи не раз убеждали их в этом. Но есть среди них негодяи, уподобившиеся лютым зверям, на которых никакие убеждения и увещевания не действуют. Эти безумцы ненавидят готфов и готовы вредить им, чем только можно. Толпы их собирает бешеный пёс Нетко, наводнив ими леса к северу от наших владений, где они в своём ослеплении убивают каждого чужеземца, имевшего несчастье попасться им в руки. Понятно, что используются все средства, что б еще больше раздуть пламя мятежа. Смена правителя на готфском престоле может показаться удобным случаем. Так вот, я хочу, что б ты нашёл способ довести до Нетко и таких как он, что я приведу в Залесье тысячи воинов народа Будж, племени воинственного и беспощадного. Они помогут мне покончить с Атаульфом. Но если венеты, по своей глупости или по чьему-то наущению дерзнут вмешаться, то кара будет ужасной. Буджаки истребят их всех, до третьего колена. Ты понимаешь меня?