После непродолжительной дискуссии стороны решили перенести принятие окончательного соглашения на месяц ввиду недостаточной проработки вопроса. При этом Макдауэлл бросал такие взгляды на гарвардских умников, что не было никаких сомнений: даже американская сторона именно на них возлагает ответственность за фактический срыв переговоров.
Быстро попрощавшись, сенатор оправился восвояси, а советники с двух сторон окружили Загорского и, участливо наклонившись, заговорили, перебивая друг друга:
— Виктор Сергеевич, вы выглядите ужасно, вам просто необходимо показаться доктору…
— Ах, Карл Иммануилович, что вы говорите, какие доктора! Где вы видели нормальных докторов? Залечат, а потом скажут, что так и было. В баньку надо! Немедленно в баньку!
— Это, знаете ли, форменное мракобесие! Состояние здоровья должно постоянно контролироваться.
— Да ну вас с вашим контролем. Баня все лечит. Помните мудрую пословицу: «пар костей не ломит»?
— Что вы, Иван Степанович! При некоторых заболеваниях баня абсолютно противопоказана, даже такая мягкая, как турецкий хаммам. Что же говорить о русской парной?
— Вы ставите врачевание тела выше умиротворенности разума и покоя души! Ошибаетесь, сударь!
— Опять вы о душе! Хочу напомнить, что так называемые «душевные болезни» — явление серьезное и крайне неприятное, и их лечение с помощью бани — настоящее шарлатанство! Любые расстройства и недомогания требуют внимания квалифицированных специалистов!
— Это все ваша слепая вера в так называемых специалистов! Вам знакома статистика врачебных ошибок?
— Но здесь же не районная поликлиника в еврейской, простите, автономной области! Здесь работает лучшая профессура и установлено первоклассное оборудование.
— Ага, вот вы и подняли еврейский вопрос! Даже сейчас не смогли промолчать! Глубоко все-таки в вас, генетическая память засела!
— Помилуйте, Иван Степанович! Я вовсе не в том смысле! Просто привел пример отдаленного региона…
— Знаем мы ваши смыслы! Наплетут сначала, а потом на русских наговорят с три короба.
— Ну, любезнейший, я просто вынужден отметить, что не мы еврейскую тему начали, не мы!
В таком ключе беседа продолжалась несколько минут. Наконец советники пришли к непростому компромиссному решению о том, что господину начальнику необходим срочный отдых. Виктор Сергеевич, оказавшийся в положении несчастных гарвардцев, впал в прострацию, вызвал пресс-секретаря и велел отменить все запланированные на вечер мероприятия.
После ухода Гофмана и Доброго-Пролёткина Виктор Сергеевич еще некоторое время сидел в кресле, размышляя, куда лучше направиться вначале — к жене или подруге сердца. Рассудив, что ночевать все равно придется дома, приказал готовить выезд на Кутузовский, где в прекрасно обставленной пятикомнатной квартире под круглосуточной охраной ФСО проживала умница и красавица Анна Баренцева.
За два года знакомства Виктор Сергеевич научился безошибочно предсказывать поведение Анечки. Сейчас он ошибся только в одном: несчастная умница и красавица лежала с мокрым полотенцем на лбу не в спальне, а на диване в гостиной. При этом коротенький халатик раскрывал ровно столько, сколько нужно для создания образа прекрасного умирающего лебедя. Этому же способствовало страдальческое выражение на прекрасном личике. Не подлежит сомнению, что современная медицина могла бы предложить куда более действенные средства от головной боли, чем холодный компресс, но ни одно из них не выглядело бы так драматично.
Анечка, не открывая глаз, произнесла слабым голосом:
— Зачем ты пришел?
Отвечать на этот бессмысленный по сути вопрос необходимости не было, Загорский сел в кресло и стал выслушивать вполне ожидаемые упреки. Однако неожиданно разговор пошел в непредвиденном направлении: у Анечки случилась настоящая истерика, и Виктор Сергеевич попросту не знал, что делать. Кто бы мог подумать, что у этой хрупкой девушки окажутся голосовые связки, достойные примы Большого Театра!
Виктор Сергеевич, будучи не в силах справиться со шквалом женских эмоций, испытывал острейшее чувство унижения и обиды. Как будто он сам написал проклятую статью!
Когда Анечка немного пришла в себя, беседа приняла совсем неприятный оборот: умница и красавица категорически потребовала определиться, «стать, наконец, мужиком и принять решение». Обычные рассуждения Виктора Сергеевича об особенностях его положения во внимание не принимались, а в качестве примера приводился президент Франции, меняющий жен безо всякого ущерба для имиджа.
Попытки обнять, прижать к груди и погладить по головке на сей раз были отвергнуты с негодованием. Анечка с необыкновенной твердостью заявила, что отныне позволит к себе притронуться только после того, как Виктор Сергеевич объяснится с женой.
Одним словом, заместитель главы Администрации Президента Российской Федерации Виктор Сергеевич Загорский вышел от любовницы кипящим от обиды и негодования. Он был настолько возбужден, что перед уходом изменил своим принципам и залпом выпил полстакана теплого виски. Все произошедшие неприятности, включая головную боль и недовольство президента, воплотились в образе журналиста Рудакова. Встретить бы мерзавца прямо сейчас и разобраться на месте, жестко, по-мужски. Интересно, что он собой представляет — скорее всего, типичная гламурная паскуда, привыкшая безнаказанно бросаться словами. Явственно представилось — вот он идет навстречу, останавливается… без лишних слов левой — в печень, и сразу правой — в скривившуюся от боли физиономию.
По пути домой Виктор Сергеевич изо всех сил старался держать себя в руках и не выплеснуть накопившееся раздражение на ни в чем не повинных ребят из охраны.
После разговора с Анечкой, когда он не смог предугадать ее бурную реакцию, встреча с женой вызывала естественные опасения.
В отличие от Анечки, Римма Владимировна выглядела абсолютно спокойной, и это заставляло Виктора Сергеевича нервничать. Однако странное спокойствие супруги тут же разъяснилось: перед ней на столе стояла полупустая бутылка коньяка, подаренного во время какого-то визита во Францию. Уникальная, кстати, бутылочка, столетняя. Почему-то не к месту вспомнились слова Анечки о женах французского президента.
Между тем, выглядела Римма Владимировна превосходно, если не сказать неотразимо. Обтягивающее платье, коралловые бусы и антрацитово-черная роза в волосах. Виктору Сергеевичу показалось, что это искусственный цветок-заколка, но долетевший тонкий аромат убедил его в обратном. Между прочим, супруга на десять лет моложе…
— Устал, дорогой? — Римма Владимировна приветливо улыбнулась и картинно поднесла к губам бокал.
Виктор Сергеевич пробормотал что, да, чертовски устал, был тяжелый день, столько встреч…
— Бедный ты мой, — посочувствовала жена, — заработался… а я целый день кино смотрю.
Она взяла со стола пульт и нажала кнопку. На огромном, в полстены, экране замелькали кадры с их последнего отдыха в Испании. Ездили в Марбелью лет семьь назад, очень неплохо провели время.
— А ты ничего, — одобрительно сказала Рима Владимировна, глядя на экранного Виктора Сергеевича, — хотя, сейчас, конечно, уже не то… Как, кстати, дела у твоей? Гремит в прессе на всю страну. Говорят, способная стервочка.
— Римма, перестань…
— Что ты, Витенька, разве я против? Наоборот, очень интересно.
Тут Виктор Сергеевич проявил непростительную слабость, пустившись в пространные унизительные объяснения. Римма Владимировна слушала его с легкой насмешливой улыбкой.
— Витюш, — сказала она неожиданно твердым и трезвым голосом, — мне, понимаешь ли, совершенно все равно, как, что и с кем ты делаешь…
— Римма…
— Пожалуйста, не перебивай. Мне совершенно все равно. Я знаю наперечет всех твоих шлюх, меня, Витя, это уже не беспокоит. Но я тебя прошу о двух вещах: впредь избавь меня от общения с этой истеричной девицей. И второе: если ей не хватает ума не высовываться, позаботься об этом сам. Я не желаю, слышишь, не желаю, чтобы твое имя связывали с этой особой. Не желаю, чтобы в меня тыкали пальцами. Договорились?
Виктор Сергеевич начал было снова оправдываться, но Римма Владимировна неторопливо встала из-за стола, по-кошачьи грациозно потянулась, отчего стало видно, что под платьем вовсе ничего не надето, и неторопливо направилась по лестнице на второй этаж — в спальню. Перед тем как закрыть за собой дверь она повернулась и совершенно спокойно сказала: