Девочка оглянулась на охотника и ускорила процесс адаптации. Ушастик невыносимо медленно тянул затвор на себя, гусеница паука взлетела над кочкой. Комочки земли зависли в воздухе. Тучи замерли, ветер утих. Только данные множились, соединялись. Цепочки становились длиннее. В процесс вовлекались и застывшие без базы пласты связей. Они словно плавились, приспосабливаясь к реальности.
Появился вывод: ползущий — враг. Он принял уровень устойчивой точки, стремящейся нарушить основной потенциал.
Ушастик прицелился и принялся палить в морду бронированного паука. Пули с визгом рикошетировали. Но оборотень ничего не заметил: об броню все время что-то бьется.
Быстро перезарядив ружье, человек стал стрелять по глазам паука. Но попасть тонкую прорезь нереально. Но можно попробовать отстрелить штангу, хотя у такого старика она едва ли менее прочная, нежели лобовая броня. Здесь все ясно — никаких шансов. Но хуже то, что девочка не уходила.
Ушастик прекратил стрельбу и закричал изо всех сил:
— Беги, беги отсюда!
Но девочка не послушалась. Она немного постояла, словно размышляя и вдруг направилась прямо к пауку. Охотник закрыл глаза, ожидая, что вот-вот захрустят кости в хелицерах, но оборотень почему-то не ударил. Он остановился, рассматривая подошедшего к нему ребенка. Ребенок и оборотень какое-то время смотрели друг на друга, а затем до слуха человека донеслась громкая, ломающаяся, скрипящая мелодия, режущая слух. Она то булькала, то вдруг тоненько пищала.
Паук так и не пошевелился, когда девочка подошла вплотную, встала между страшными хелицерами и положила ладонь ему на морду.
Мысли вдруг упорядочились. Информация из чужих хранилищ хлынула потоком. Она встраивалась в цепочки, добавляя необходимое. Надо только отфильтровать лишнее, чтобы не перегружать слабенькую органическую память. А еще, пришло осознание собственных сил. Их стало много, гораздо больше, чем некогда. Тот старый мозг, что работал с хранилищем, был примитивен. Без колебаний Она отключила дурацкую систему и замкнула управление на себя.
Паук задергался в судорогах, словно рука девочки причиняла ему неимоверные страдания.
Глаза снова видели, реакция была в норме, датчики работали четко. Впереди была добыча. Двуногий мягкотелый попрыгунчик, попавший в ловушку. Органика. Легко усваиваемая органика для поддержания работы организма.
Сведения из чужих хранилищ заполнили все пустоты, но факты теперь вышли за пределы значений да/нет. Появился третий фактор.
Ушастик увидел, как паук подергался замер, а из под брони, прямо над головой малышки, выдвинулись две трубки. Жалюзи воздухозаборников на боках оборотня судорожно открывались и закрывались. Девочка стояла неподвижно, все так же держа руку на броне. Паук явно умирал и теперь его можно было уничтожить, если попасть в решетки, но стрелять было нельзя.
Раздалось короткое шипение. Боль! Ушастик ощупал левой рукой грудь. В тело глубоко воткнулись ядовитые стрелки. Яд подействовал мгновенно: внутри все затапливал невыносимый жар. Ружье выпало из рук, пальцы свела судорога.
— Беги, маленькая! — прохрипел задыхаясь охотник. — Беги…
Ноги человека подогнулись, он упал на застывшую паутину. Ветер равнодушно задрал ветхий плащ и неторопливо забирал тепло остывающего тела.
Еда, энергия! Базы копировались, скоро можно будет идти за пищей, чтобы восстановиться, стать сильной, закованной в броню, но эти странные картины и голос… Круг света в небе…
— Луна… Мама…
Она снова протестировала систему, стремясь найти ошибку, и наткнулась на незавершенные цепочки, которые образовали странный, красивый узор. Не слишком логичный, но какой-то очень правильный. Девочка решительно сняла руку с разъема на броне паука, подошла к мертвому человеку и присела рядом с ним. А затем, неожиданно для себя, обняла то, что осталось от Ушастика за шею и почувствовала, как странная огненная жидкость стекает по щекам из глаз. Снова возник неведомый голос. Он произнес:
— Слезы… Это называется слезы.
Она кивнула, погладила волосы охотника и роняя на них слезы?/! произнесла:
— Папа!
Сегодня рука побаливала сильнее. Почтарь сжал пальцы: ощутимо заскрежетали суставы. Плохо. Слой пластика стирался теперь быстрее, чем восстанавливался, потому и металл ржавел. Вздохнув, Почтарь сунул руку в ведро, наполненное вонючей черной жидкостью. В прошлом году повезло слить эту густую субстанцию из старого, насквозь прогнившего чудища, что было у самой развилки Южной и Восточной трасс. Масло, что каким-то чудом сохранилось в моторе, воняло черт его знает чем, но помогало справится с разными проблемами стареющего тела. Вот как теперь.