Погромыхивая катками колес по трещинам и ямкам в асфальте, фургон помчался в серую муть. Ветер подвывал, задавая поездке своеобразную мелодию, следующую ритму перестука катков по асфальту. Но звук этот рождался не только в тягах и снастях, а еще и где-то в груди, может и в самом сердце.
Мелодия никогда не повторялась. Почтарь всякий раз гадал, что предвещает ему песня дороги. Конечно, он всерьез не искал закономерности, да и вообще не верил в предзнаменования. В сущности, это была такая игра: силой воображения превратить звук в мелодию. Если удавалось, она становилась частью пути, как фургон, ветер и сам Почтарь. Единое целое, мчащееся через Великую Степь. Уходила боль, испарялись обиды и не оставалось ни единого сомнения в том, что такая сущность запросто способна добраться до места, где есть Солнце. Что бы ни ждало на пути — вместе они преодолеют трудности.
Повинуясь ритму колес, вплетая слова в завывания ветра, Почтарь раз за разом напевал нехитрую коротенькую песенку, что сочинил давным-давно.
Раз за разом он повторял дурацкое четверостишие. То сквозь зубы, то с придыханием, но каждый раз совершенно не так, как в предыдущий. Да он, по сути, уже и не замечал, что поет. Песенка была талисманом, своеобразной мантрой, заклинанием, неотъемлемой частью пути. И не важно, приносила ли она удачу. Так было легче и все.
Во время поездок шквалы налетали довольно часто, тогда фургон кренился и приходилось быстро управляться с тягами, чтобы не уехать в Степь или, того хуже, не опрокинуться. Но нынешняя поездка получалась на удивление спокойной, по крайней мере — пока. И не только из-за редких боковых порывов ветра, а вообще: пальцы не скрипели и не заедали при выпрямлении, а спина хоть и побаливала, но не до темноты в глазах.
Полоса везения не прервалась и в местечке, где Почтарь обычно отдыхал перед следующим перегоном: Стена оказалась открыта. На площади уныло покачивалась только парочка истощенных смерчей. А ведь случалось и так, что не протиснешься или ювелирное маневрирование вымотало бы настолько, что отдых становился бессмысленным.
Под самой Стеной, похоже, вполне можно было передохнуть даже не слишком прижимаясь к ней бортом. Почтарь завернул на огромную площадь и лихо пронесся, лавируя между кучами железа и ямами-ловушками. Фургон прокатился по инерции к самой Стене и остановился, притершись к ней передним. Тут можно не бояться ветра, а площадь отлично просматривалась: ни одному существу не прокрасться незамеченным.
Почтарь выбрался из фургона, подошел к Стене и придирчиво взглянул на облезлый бетон: колесо попало почти в ямку от прошлых остановок. Это тоже было своеобразной игрой. Хотя, пожалуй, не совсем. Иногда мир вдруг начинал раздваиваться, даже так — расслаиватья. Проблема была в правом глазу: что-то внутри не ладилось в приводах, он заедал и настройка сбивалась. Чаще всего такое происходило утром, перед выездом, но обычно ненадолго.
Почтарь подозревал, что и эта проблема тоже из-за того, что изменения коснулись не всех элементов организма. Превращение в оборотня остановилось. А к лучшему так случилось или к худшему… Только Солнце знает путь, по которому идти человеку.
Чтоб справляться с бедой, у Почтаря на стене дома был нарисован хитрый кружок. По нему удавалось сносно отъюстировать систему зрения. Надо было усесться перед кружком и сконцентрироваться. Правый глаз тогда тихонечко пощелкивал, линии совмещались и мир начинал выглядеть так, как положено.
Но бывало, что от чрезмерного напряжения в первой части пути, нарушалась, например, бинокулярность. Становилось трудно правильно оценивать расстояние. И тогда вот эта ямка помогала оценить правильность работы глаз.
Точность очень важна: от нее напрямую зависит жизнь. Если до Стены тянулись места, куда крупное зверье не очень-то совалось из-за людских ловушек и мин, что остались тут еще с глубокой древности, то дальше начиналась Великая Степь. Только до стены, можно было позволить себе маленькие ошибки, а дальше надо быть очень внимательным. Там, в Великой Степи, малейший просчет фатален.
Почтарь вспомнил, как из-за неверной оценки им расстояния, предыдущий фургон налетел на ежа, что плавал в полуметре над землей. И как сжималось сердце, когда бритвенно-острые кромки дисков кромсают металл, парус, поклажу, а мелкие грызуны, будь они неладны, растаскивают кусочки по норкам. Еж не хищник, он питается мелкой шушерой и не нападает на крупные объекты, но защиты у него хватает. Если зацепишь — мало не покажется! Его не трудно объехать, но тогда не получалось еще толком сделать хорошую настройку глаз, вот и не успел вовремя сманеврировать.