— Не трусь, зверь, это съедобно.
Волчонок еще раз тронул солонину. Щупальце немного позеленело. По нему пробежала россыпь едва видимых огоньков. Детеныш немного раскрылся вытянул щупальце и подтащил кусок поближе. А затем вдруг цапнул солонину клювом. Послышалось щелканье, чавканье и урчание. Почтарь улыбнулся:
— О, ело пошло! Не торопись, бродяга, не торопись, никто твою еду не отнимет. Я подожду.
Звереныш сожрал все, что нашлось в сумке. Он, похоже, давно уже постился.
После еды мысли существа стали ленивыми, сонными, тревога не ушла, но отступила. Ее нотки едва слышно звучали откуда-то с задворок. Все было ясно: волчонок наелся и его клонило в сон. Почтарь осторожно стянул сетку и прикрепил к стойке широким ремнем, чтобы уберечь питомца от травм. Малыш безмятежно дрых.
Почтарь выбрался на разведку и вернулся в приподнятом настроении: ветер стих до приемлемого уровня. Можно стартовать. Из камней фургон пришлось выталкивать. Как Почтарь не старался, бесшумно это сделать не получилось. Он боялся, что волчонок проснется. Оказалось — зря. Детеныш никак не отреагировал на шум, грохот и раскачку фургона.
Ехал почтарь теперь очень осторожно, пользуясь рычагом тормоза гораздо чаще, чем обычно. При этом очень внимательно следил за местностью, полностью исключая лихость, с которой обычно мчался по трассе. Почтарь ощущал нечто такое, что еще никогда не испытывал: чувство ответственности за кого-то. В фургоне он вез живое существо, которое целиком и полностью от него зависело. И, что удивительно, мир словно разделял эту заботу. Даже пантера унеслась куда-то в степь, проигнорировав фургон.
У ворот Территории Почтарь притормозил. Створки разъезжались медленно, словно нехотя. За ними стояли стражи. Чуть позади солдат толпился и гомонил народ.
Почтарь въехал на площадь за воротами. Ворота тут же закрылись, словно отсекая фургон от Великой Степи.
Вперед вышли два, замотанных с ног до головы в пластик, человека и тут же принялись разгружать фургон. Люди боялись заразиться от Почтаря. Тот не мог их винить. Он сам много бы дал за то, чтобы болезнь обошла его, оставив человеком. Чтобы в тот злосчастный день не укусил сверчок, невесть как прожегший дыру в бетоне рядом с кроватью.
Почтарь, конечно, не помнил сам момент, но про это рассказал Жрец. С тех пор Почтарь возненавидел сверчков, но, хоть люди его и отвергли, не переставал ощущать себя человеком.
Внезапно через сердце молнией пробил страх. Паника и страх. Уже знакомые, принадлежащие волчонку, чувства. Один из грузчиков крикнул:
— Жрец, тут оборотень в сетке! Волк!
Крик был приглушенным из-за тряпок, которыми был замотан рот, но вспышка страха волчонка едва не оглушила. Почтарь вскинулся и пошел к грузчикам, те торопливо отбежали, а стража придвинулась, угрожающе целясь из ружей.
Но тут вперед вышел Жрец в серебристом плаще. Седобородый, узколицый старик, с иссеченным шрамами лицом, встал перед солдатами, опираясь на кусок трубы. Те опустили ружья. Жрец внимательно посмотрел на Почтаря, на фургон и на грузчиков, а затем приказал.
— Несите оборотня сюда. Функционирующий оборотень — хорошая штука для нашей энергостанции! А ты, — старик указал скрюченным пальцем на полуобортня. — Получишь дополнительную еду и кров у нас на Территории в любое время.
Грузчики отвязывали сетку. Почтарь вдруг ощутил волну отчаяния с тоненькой ниточкой надежды. Последней надежды на его, Почтаря, помощь. Он повернулся, подошел к фургону, сбросил сетку и прижал к себе испуганного волчонка. Стража придвинулась. Десятки стволов нацелились на непокорного и, возможно, заразного уродца, смевшего пойти против слова Жреца. Почтарь ощутил угрозу и повернулся боком к солдатам.
На плече, как это бывало в критические моменты, вылезли шипы. Мимолетно он даже удивился: впервые шипы появились не во время рейда через Степь, а в поселении.
Он хрипло крикнул, удивляясь громкости своего голоса:
— Это мой друг! Он живой, как я! Он не оборотень!
Ветер подхватил слова и раскидал их над притихшей толпой. Стража все так же стояла с ружьями на изготовку. Они приговорили полукровку, но не так-то просто убить недоделанного оборотня.
Чувство испуга, тепла, ощущение защищенности. Все это казалось невыразимо приятным. И Почтарь понял, что готов умереть ради своего друга.
Жрец поднял руку.
— Отставить!
Стража послушно опустила оружие, а в толпе тихонько зашушукались.
Старик неторопливо подошел к Почтарю. На площади снова стало тихо. Он встал перед, задумчиво посмотрел прямо в глаза полуобортню и попросил.