— Сейчас рванет!
Спустя десяток секунд, сердце с глухим звуком взорвалось. Вспыхнул голубоватый свет. Сегменты вспучились. Из раны пополз вонючий дымок, словно кто-то кинул в костер оплетку кабеля.
— А чего три раза стрелял? Одного бы хватило.
Малой виновато пожал плечами.
— Страшно… Он шевелился еще.
Квач оторвал торчащий из машины металлический прут и отодвинул змею подальше, чтобы мелкие твари не тревожили ночь.
— Иди, ложись, Малой, поспи. Я подежурю.
— Ага, давай. Разбуди, когда сменяться.
— Конечно!
Ночь снова наваливалась, сбила с толку, попыталась утащить в сон. Вродде бы там, внутри, он страдал от бессонницы, а теперь приходилось вращать глазами, трясти головой и морщить нос. Сон обиженно отступал, но явно бродил где-то поблизости, ожидая, когда человек сдастся.
Ветер потихоньку стих. Костер погас. Изо рта шел густой пар. Ночь эта была чуть светлей, чем обычно. Жрец почему-то называл такие дни полнолунием.
Неожиданно потянуло смесью запахов расплавленной пластмассы и жаренного мяса. Не сильно пахло, но ощутимо. Значит, где-то в Степи рождался новый монстр.
Когда появился первый человеческий оборотень, над всей Территорией стоял такой же запах.
Никто не возражал, когда Рыжуха, день ото дня становившаяся все больше похожей на помесь паука с ящерицей, стала вдруг жрать пластик. Мусора хватало, и это даже посчитали благом. Она смешно бегала, шурша пластинками панциря. Все относились спокойно, когда существо посыпало округу самым настоящим песком в качестве испражнений. Ребятня каталась на спине многоногого монстра. Было весело, смешно до той поры, пока не выяснилось, что оборотень внутри меняется гораздо медленней, чем снаружи.
Знание пришло с кровью. Маленькую Рёву паук разорвал на глазах у матери. Рыжуха превратилась в стремительное и безжалостное нечто, охота на которого стала смертельно опасной. Охотники умирали даже не успевая заметить оборотня. А когда паук угодил в ловушку и был убит, то через пять минут труп взорвался и труп, прихватив с собой пару Охотников.
С той поры Территория начала вымирать. Становившиеся оборотнями не покидали свои бункеры и землянки. Они с одинаковым удовольствием жрали и отбросы, и живых людей, оставляя только песок за собой. Никто не знал, почему превращаются люди, но теперь каждый был сам за себя. Боязнь заразы разобщила племя.
Чувствуя приближение сна, Квач решил пройтись и размяться. Он заглянул в машину: Малой сладко похрапывал, свернувшись комочком. Ночь текла вокруг то фосфоресцируя чьими-то глазами, то скрежеща металлом.
Холод пробирал до костей. Квач залез в рюкзак и достал обмотанный проволокой, завернутый в кусок шкуры комок. Пару раз сжав сверток, человек прислонил его к щеке. Стало тепло!
Сердце оборотня оставалось активным и быстро разогревало проволоку. Ярко засветился переливчатый огонек индикатора. Не красный. Значит, взрыв не грозит.
— Конопушка… Прости!
На глазах Квача навернулись слезы. Его Конопушка обернулась странной многоголовой змеей. Превращение происходило быстро. Квач уходил за дровами, а когда вернулся, то запер дверь и сидел несколько суток рядом с любимой, удерживая головы руками. Гладил их. Он никого не подпускал к Конопушке, надеясь на что-то. На чудо, наверное. Даже Знающих не слушал, а Жреца с его проповедями едва не пристрелил.
Но когда Квач все же осознал, что не Конопушка рядом, а неведомое, иное, страшно существо, что нет человека, а остался только оборотень, то сам убил ее. И забрал сердце.
Сердце оборотня можно сохранить, если успеть правильно воткнуть в него проволоку. Чем больше масса, тем длиннее кусок. Квач взял проволоки много, чтоб энергия быстро не ушла вся. И только изредка замыкал проводники, чтобы согреться, когда совсем невмоготу станет. Как сейчас, например. Расплатой за тепло была боль от воспоминаний.
Руки Квача снова обрели чувствительность. Засунув сверток за пазуху, он встал, потянулся и снова принялся расхаживать вокруг машины, разминая затекшие ноги. Боль снова затаилась, ожидая, когда человек замерзнет.
Голос застал врасплох.
— Кто ты? — вздохом донеслось справа.
Квач передернул обрез и прицелился на звук:
— Проваливай. У нас тут отдых.
— Да? Интересно. А зачем тебе сердце оборотня?
— Чтоб греться. Шел бы ты своей дорогой, а, милый? У меня патронов немного, но на тебя потрачу один.
— Это вряд ли поможет, — голос тяжело вздохнул, словно обратный вариант устроил бы его больше. — Но как хочешь. Я пошел.
— Проваливай, скатертью дорога!