— Я могу к нему поехать? Поддержала бы его.
— Нет, пускают только родственников. Разве что, представишься невестой. Но не тянешь на невесту, малявка ещё.
— Я могу надеть туфли на каблуках.
— Нужно, чтобы он заявил, что ты его невеста. Я поговорю с ним в следующий раз. Если согласится, поедем вместе.
До следующей её поездки было долгих три месяца. Люся училась, работала, и всё время представляла, как он обрадуется, когда узнает, что она не отвернулась от него, будет верно ждать возвращения!
Ей нисколько не стыдно, что он в колонии. Он же не бандит какой-нибудь, наркокурьер — звучало даже романтично.
В следующий приезд мама сказала:
— К тебе хочет приехать дочка дворничихи. Люсей зовут, знаешь её?
— Знаю, — ответил коротко, а сердце готово было выскочить из груди.
— Но ты для этого должен хотя бы написать, что она твоя невеста, иначе не разрешат.
— Какая невеста, десятый класс! И потом, я не собираюсь жениться в ближайшие десять-пятнадцать лет. И если соберусь — то уж не на Люсе.
— Почему? Хорошая девочка, беспокоится. Никто ведь не спрашивает про тебя, только она. Это важно, в наше время особенно. Сейчас каждый думает только о себе.
— Так и есть, люди не живут, а выживают. А для выживания и надо — только о себе. И я думаю, что будет дальше, как выжить здесь и на воле! А ты — невеста. Не хочу, чтобы она приезжала. Зачем дразнить, мне ещё почти пять лет здесь загорать.
Как было бы здорово, если бы она приехала! Они бы говорили, говорили…
Но он не имеет права. У Люси должна быть счастливая семья, а это не для него. Никаких привязанностей.
Отнять у него будет нечего. И дома не будет, всегда можно снять квартиру, были бы деньги. А деньги будут в разной валюте и в разных странах, в разных банках. Как говорится, не держи все яйца в одной корзине. И нужен какой-нибудь небольшой бизнес для прикрытия.
Он уходил в эту свою воображаемую жизнь в самые тяжёлые минуты, и это помогало переносить реальность.
Люся продолжала ждать Надежду с редких свиданий:
— Как он там?
— Стал совсем взрослым и самостоятельным.
— Тётя Надя, передайте ему мой адрес. Если захочет, я ему буду писать.
Со временем Надя стала относиться к Люсе, как самому близкому человеку. Мало ли что говорит Олег, тюрьма есть тюрьма. А вот выйдет, может и сладится у них.
В последний раз приехала к нему, вся в слезах — папа умер. Внезапно, утром встал, умылся, побрился и схватился за сердце. Умер в «скорой», по дороге в больницу.
У Олега что-то оборвалось в душе. Знал ведь, что много лет отцу. Но каждый ребёнок считает, что его родители бессмертны.
— Если бы не Максим Петрович, я бы не справилась.
— Какой Максим Петрович? — спросил Олег удивлённо.
— Да сосед сверху, Сомов, ты же его знаешь.
— А разве его не посадили?
— Посадили? За что, он же прекрасный человек!
Сомова не посадили. Его теория прекрасно оправдывалась на практике. Он и вправду был невидимкой, никогда не прикасался ни к деньгам, ни к наркотикам. Те немногие люди, которые имели доступ к нему, не выдали бы его даже под пытками, которых, конечно, не практиковали в цивилизованном Питере.
Сеть была, как айсберг, и взяли только надводную часть. Бухгалтер, бесконечно преданная ему, продолжала жить в пригороде. Естественно, счета и его, и ближайшего окружения, остались неприкосновенными в надёжных банках в валюте за границей.
Не пострадали и связи на таможне, в полиции, поставщики — всё осталось, как было, и все нити в его руках.
Склад накрыли. Убыток был серьёзный, но не смертельный. Сом не брал большие партии в погоне за скидками, товара было на пару недель. И напрасно следователи допытывались:
— Как получали деньги за работу?
— У старшего.
— Где брал старший?
— Приносил курьер.
— Опознать можете?
— Нет, каждый раз был другой. Отдавал конверт и уходил.
Сом держал паузу. Внезапный отъезд мог вызвать подозрение, хотя уезжать, как он понимал, придётся. Куда — в Москву, конечно. Чем больше город, тем легче затеряться в толпе человеку-невидимке.
И была ещё причина, по которой он тянул с отъездом. Ему нравилась мама Олега. Он давно обратил на неё внимание. Собственно, Олега он и в свою сеть взял, и вообще привечал из-за неё, подсознательно, не задумываясь. Мальчик походил на неё не только внешне. Этот неуловимый внутренний аристократизм…
Надя была красива той неброской красотой, в которую нужно вглядеться. Приветливая, естественная, она не кокетничала, не строила глазки при старом муже. И была в ней забытая в это сумасшедшее время женственность.