С яростным воплем она отшвырнула меч. Он заскользил по полу. Акрен тигрицей метнулась за ним и снова схватила, сжав в ладонях острый клинок в безумном порыве гнева. Ладони ее мгновенно заалели кровью. Губы искривились в змеином изгибе, глаза запали. Удар грома сотряс весь дворец, багровый свет озарил стены, и меч раскололся на куски.
— Вот так я и тебя сломаю! — пронзительно завопила Акрен.
Она протянула руку к стоявшим поодаль Детям Котла, что-то приказала им на незнакомом гортанном языке.
Бледные воины шагнули вперед, схватили Тарена и Гвидиона и поволокли их из зала. В темном коридоре Тарен попытался вырваться, метнулся к Гвидиону. Но один из воинов наотмашь ударил его по голове рукояткой кнута.
Глава 6
Тарен очнулся на подстилке из грязной гнилой соломы, которая пахла так, будто на ней спал Гурги и все его родичи и предки разом. Над его головой светился бледный квадрат зарешеченного окна. Слабый солнечный луч упирался в грубый влажный камень стены. Мелкие квадратики света лежали на полу. Но мертвенный, тусклый свет этот лишь подчеркивал мрачную полутьму камеры с тяжелым нависающим и давящим потолком. Когда глаза Тарена привыкли к желтому сумраку, он различил низкую окованную дверь с узкой щелью у самого пола. Вся камера была не больше трех шагов в поперечнике.
Голова раскалывалась от мучительной боли. Руки, стянутые за спиной крепким ремнем, опухли и ныли. Тарен лежал на вонючей подстилке и пытался вспомнить, что с ним произошло. Он не смел даже предположить, какая судьба постигла Гвидиона. После того как бледный воин ударил его рукояткой кнута, сознание возвращалось к Тарену лишь на отдельные мгновения и перед ним мелькали разрозненные клочки воспоминаний. В следующий миг он снова проваливался в тошнотворную кружащуюся тьму. Он неясно видел себя то бессильно висящим на плече охранника, то мелькал перед глазами бесконечный ряд железных дверей в темном коридоре, то смутно слышался голос Гвидиона. Друг что-то кричал ему, от чего-то предостерегал, но ни слова не мог вспомнить Тарен. А может быть, то была лишь часть его ночного кошмара? Он мог только догадываться, что Гвидиона бросили в другую подземную темницу. И значит, он жив? Тарен надеялся и страстно желал этого. Но не мог стереть из памяти мертвенно-бледное лицо Акрен, ее пронзительный визг и понимал, что эта кровожадная тигрица в ярости могла приказать убить Гвидиона.
И все же у него были причины надеяться, что его товарищ и спутник жив. Акрен ведь сразу могла проткнуть его мечом, как только он бесстрашно отверг все посулы и обещания. Но что-то ведь ее удержало! Вероятнее всего, она оставила пока Гвидиона в живых, отложила его смерть. Он ей нужен. Однако мысль о том, что гордый рыцарь распростерт на такой же гадкой соломе, беспомощный и окровавленный, мучила Тарена, наполняла тоской его сердце. Он сжал зубы и почувствовал, как мучительная тоска переплавляется в ярость. Шатаясь, он встал, сделал два шага до двери, ударил по ней ногой и затем стал бешено колотить, биться о нее всем телом. Все оставшиеся силы он вложил в этот яростный порыв. Ноги его подкосились, и Тарен в отчаянии опустился на холодный и влажный земляной пол, упершись лбом в дубовую доску двери. Через несколько мгновений он снова поднялся и опять заколотил ногами, плечом, грудью по двери, по каменным стенам, уже ничего не разбирая, не понимая. Он бился в узком пространстве камеры, как раненый загнанный зверек. Тарен надеялся, что кто-нибудь услышит его, откликнется. Но лишь глухой звук ударов его тела разносился по камере. Слишком толсты и непроницаемы были ее стены, чтобы слабые толчки достигли чьих-то ушей снаружи.
Сознание его снова помутилось. Вдруг полузакрытые глаза резанула вспышка света. Какой-то сияющий шар пролетел между прутьями решетки и упал, мерцая, к его ногам. Тяжелый и как бы литой из золота, он светился изнутри. Сбитый с толку Тарен поднял взгляд к окну. Из-за решетки на него смотрели два сияющих голубых глаза.
— Простите, — донесся до него мелодичный девичий голос, — меня зовут Эйлонви. Если вам не трудно, киньте, пожалуйста, мне мою игрушку. Я бы не хотела, право, чтобы вы подумали, будто я маленький ребенок, забавляющийся всякими глупыми безделушками. Но поверьте, здесь иногда так скучно, что… Короче, я уронила ее, и будьте добры, верните, если вас, конечно, это не затруднит.
— Малышка, — горько усмехнулся Тарен, — я не…
— Я не малышка! — перебила его Эйлонви. — Я же только что сказала тебе это. Ты что, слабоумный? Тогда мне жаль тебя. Я всегда жалею тупых и глупых. Как тебя зовут? — неожиданно перебила она сама себя. — Не правда ли, забавно разговаривать целую минуту с человеком и не знать его имени? Это все равно что ходить на голове или жить с трехпалой рукой, понятно? Неудобно это, вот.