— Нас схватили на озере, — терпеливо объяснил Тарен. — А в озеро нас затянуло водоворотом.
— Неплохо, а? — вдруг гордо приосанился король. — Моя затея! Я тут добавил кое-какие мои собственные усовершенствования. Тяга великолепная.
— Если вы так озабочены, чтобы вас не тревожили и не являлись к вам в гости, — сказала Эйлонви, — то следовало бы сделать как раз наоборот. Постараться, чтобы никто не мог проникнуть к вам.
— Когда люди только приближаются, — продекламировал важно король, — они уже слишком близко. И тогда я не желаю, чтобы они держались подальше. Я хочу, чтобы они приблизились.
Ффлеуддур в ответ на эту туманную речь склонил голову.
— Я всегда думал, что Дивный Народ живет по всему Придайну, а не только в этом уголке.
— Конечно, не только в этом уголке, — заерзал на троне король. — В этом уголке моя столица. У нас есть тоннели и рудники, всякие подкопы, где угодно. Но настоящая подземная работа, настоящее подземное царство здесь. Оно и начинается прямо отсюда, из этой тронной комнаты. Оно на моих плечах! В прямом и переносном смысле! И оно обширно, говорю я вам, да, необозримо! Только мы умеем действовать точно и прямо. Если хотите прямо сейчас сделать что-то прямо, то… — Тут король внезапно оборвал себя и забарабанил по столу своими сверкающими пальцами. — Впрочем, это не ваше дело. Дело ваше — труба! Вы в беде. И уж этого отрицать не станете!
— Не вижу особенной работы ни в прямом, ни в переносном смысле, — фыркнула Эйлонви прежде, чем Тарен успел остеречь ее от дерзостей.
Дверь тронного зала рывком распахнулась, и ввалилась толпа народу. Все они были карликами. Некоторые из карликов, правда, выглядели стройными и изящными, облачены они были в белые одежды. Других с ног до головы покрывала блестящая рыбья чешуя, у третьих трепетали за спиной большие хрупкие крылья, как у бабочек. Поначалу Тарен не мог разобрать ничего, кроме неясного гула, потом из этого гула прорезались злые выкрики, перешедшие в громкую перебранку. Эйддилег пытался всех перекричать. Наконец королю удалось вытолкать всех за дверь.
— Не видишь никакой работы? — закричал он. — Вы ничего не цените и знать не желаете! «Дети Сумерек» — это еще одно нелепое имя, которое вы, люди, придумали для нас, — так вот, «Дети Сумерек» сегодня вечером будут петь в лесу кантрефа Маур. Они даже не упражнялись перед этим нисколечко. Двое вдобавок заболели, а третьего найти не могут. Но петь они будут! Озерные Духи, видите ли, не в духе! Они весь день между собой спорили, волосы у них спутались, тень ложится на кого? Кто должен веселить, забавлять, задабривать и защищать их? Ответ, надеюсь, ясен? — Эйддилег надулся и напыщенно продолжал: — И какую благодарность я получаю? Ни-ка-кой! Разве кто-нибудь из вас, длинноногих остолопов, когда-либо взял на себя труд выдумать благодарность, достойную благодеяния? Вот такую хотя бы: «Спасибо вам, король Эйддилег, за те огромные усилия и неудобства, которые выпадают на вашу долю, за все, что вы претерпеваете, чтобы мы могли радоваться очарованию и красоте жизни там, наверху, в мире, который был бы невыразимо печальным без вас и без вашего несравненного Дивного Народа?» Видите, всего лишь несколько слов благодарности и искренней признательности!
Король вскочил со своего трона и забегал по залу, не умолкая ни на секунду.
— Ни в коей мере! — возмущался он. — Напротив! Если любой из вас, тупоголовых долгоногов, наткнется на кого-либо из моего Дивного Народа, что вы делаете? Хватаете его! Сграбастываете его своими неимоверными ручищами и пытаетесь выпытать у него тайну подземных сокровищ! Вы мучаете его, мытарите, пока не вытянете из него обещания исполнить три ваших желания. Вам мало одного, нет, вам подавай все три разом! — Он, отдуваясь, плюхнулся на трон. — Ладно, я не собирался вам это говорить. — Лицо его побагровело от долгой и громкой речи. — Я положил конец всем этим желаниям и разбазариваниям сокровищ. Хватит! Покончено! И окончательно! Я просто удивлен, что вы до сих пор не разграбили мою страну до донышка!
И тут же из-за дверей донесся хор поющих голосов. Мелодичные звуки проникали даже сквозь дубовые двери и каменные стены тронной комнаты. Тарен еще никогда в жизни не слышал такого гармоничного, красивого пения. Он слушал, очарованный, забывший в эту минуту все, кроме парящей в воздухе мелодии. Сам Эйддилег затаил дыхание и даже прекратил пыхтеть, сопеть и отдуваться, пока звучала песня. Но вот голоса затихли.