«Да все эти животные, включая человека — людоеды!» Хм. А ведь точно! Еще раз хм…
Ну, это только если предположить, да и то с большим натягом. Ладно — крокодил там, лев с тигрой. Но все остальные… Это уж если очень сильно натягивать… И что же все это должно обозначать? Тут протяжно щелкнуло, и следом раздался противный скрежет. Повернулся к дому.
Возле отъезжавшей вниз панели с кругами стоял и улыбался во всю лучезарную харю Могучий Джон. И светился таким счастьем и умиротворением, что возникло желание открутить ему голову с шипастым шлемом, воткнуть вместо нее лампочку и поставить освещать горхидскую площадь. Панель же чата, жившая своей, тайной жизнью, выдала: «А я покрутил все круги, выставил силуэты по порядку, вот дверка и открылась». Развернулся, вытащил секиру и растворился в темноте проема.
9 декабря
Как всегда бывает, панельный проем оказался лишь преддверием. Преддверием ада. Такого, что случилось с нами дальше, смог придумать только мозг человека, взращенного на сюрреализме, волюнтаризме, молоке с пенкой и песнях Мэрилина Мэйсона.
Зайдя в проем, покрутился немного, пока Гаврошевы глазоньки привыкнули к темноте, вытащил лук, дождался, когда супруга выдохнула с дивана: «В добрый путь!» и бодро зашагал вниз, в ту сторону, откуда гулко раздавались удаляющиеся шаги Могучего Джона и залихвастки-придурочная песенка: «Все выше, и выше и выше-е-е…»
Хы… У Женьки с логикой творилось непонятное. Мрачный тоннель вел куда-то вниз, а ему, видите ли, «Марш авиаторов» вспомнился. Почему не «Гимн шахтеров» или «Уходим под воду, В нейтральной воде»? Ну да ладно… И сам не заметил, как Джоновы шаги стихли, да и песенка внезапно прекратились. Несколько десятков шагов, которые пробежал по инерции, вывели…
Блин, даже и слова-то подобрать нормального не получается. Все вокруг было такое воздушно-розовое, такое леденцово-желтое, что рот мгновенно наполнился противной, приторно-сладковатой слюной.
Огромное помещение, казалось, было выложено безумным кондитером. Стены из розового, пышного бисквита; мебель из полупрозрачной леденцовой массы и бело-красных карамельных дисков; повсюду ажурные потеки шоколада и оранжевого крема. И посреди всего этого сахарного идиотизма, на центральной площадке торчали полукругом шесть шоколадных столбов. И к двум из них были привязаны два человека. Вернее, не привязаны, а примотаны так, что выглядели словно две гусенички, внезапно решившие передвигаться горизонтально. Ожесточенно крутили головами, вращали вытаращенными глазами и что-то мычали. Членораздельности речи пленников мешали вколоченные во рты кляпы.
Наведенный поочередно на каждого прицел выдал имена. Власкат и Зойфо. Хм… Все тот же прицел недвусмысленно предлагал совершить какое-то действие с одним и с другим пленником. И тут же панелька чата выдала: «Погоди, не трогай их, давай осмотримся» и влево от меня скользнула хрупкая тень — Эриния убежала разведывать окрестности.
Ну что ж, давайте осмотримся. Беглого осмотра хватило, чтобы понять: попали мы в какую-то гадкую историю, оченно гнильцою отдающую. Вроде все чистенько, но в нише стенной ведро с кровавыми ошметками стоит; вроде все аккуратненько, только печка очень большая и шесток с горнилом в печи чересчур огромные; вроде все тихо и спокойно, только громадные чугунные горшки с ухватами как-будто предназначены для того, чтобы варить в них не на семью из пары-тройки человек, а на роту голодных солдат. Потыкался в дверь, которая справа от печи находилась. Нет значка действия — значит нет входа, значит, опасность исходит только от этих двоих, кляповротозаткнутых. От Власката и Зоифо. Видимо, те же мысли посетили и голову Могучего Джона, так как его туша неспеша, на ходу вытягивая секиру, вразвалочку, подвалила к столбам и поочередно вырвала кляпы, давая возможность пленникам говорить. Как оказалось, зря…
«Вот вы, дяди, тормозные! Вы чего, из Иманхадара перлись? Ваше, ёптыть, высокопреосвященство, помогать честным гражданам не желает?» — это Зоифо начал диспут и понеслось… В течение пары минут, постоянно перебивая, поливая друг друга ведрами искрометного дерьма, огрызаясь, препираясь, затыкая и оплевывая друг друга, попытались пленники поведать нам что-то важное. Из важного уяснили, что Власкат является незаконным сыном Чучундры и крыса пипеточного, а Зоифо родился головой об кафельный пол и собирает коллекцию носовых козявок, коей гордится и постоянно любуется.
Хех… Какая у них любовь друг к другу. Неземная прямо. Всепожирающая и всепоглощающая. Как только их «любвеобильный» диалог закончился, над каждым замигал значок действия и надпись «Освободить». И тут же панелька чата заголосила: «Не выпускать их, они же нам все мозги изгадят, пусть на столбах висят, и Копача ради, воткните им кляпы взад. Тьфу, то есть не взад, а взад в рот…»