— Завтра уезжаю. Будь счастлива, сестренка, цыганка ты наша.
— Опять цыганка? Не надоело? И так переживаю, что глаза черные да и волосы как смоль.
— Зато кожа белая. Жаль, твой жених не видит, какое сокровище нашел.
— Он чувствует лучше, чем другие видят. Однажды рассказал, как я ему представляюсь. Страшно стало — так точно все рассказал.
— Смотри: еще ведро самогонки несут! Уж на ногах никто не стоит, вот беда, — мать суетливо ринулась к двери…
Тетка не обманула. Николай старался для семьи и всеми силами, и всею хитростью. Люба заканчивала институт. На подходе было и рождение дочери. Диплом защищали втроем. Николай в коридоре, обхватив десятидневную Леночку одной рукой, другую держал в чернильнице — на удачу. Удача оказалась кстати.
— Виктор демобилизовался. В техникум собирается. Здесь, неподалеку, — Люба сбивчиво радовалась приезду брата.
То, что брат будет учиться рядом, а общежитие техникума — считай во дворе, казалось упавшим с неба везеньем.
— Ты только подумай: и с Леночкой когда поможет, и с чем еще, а уж мы-то и накормим когда, и деньгами, — Люба рисовала в уме радужные куски их будущей жизни.
И Николай радовался ее мечтам, восторженности и своему счастью.
Послевоенная жизнь у всех складывалась по-разному. К мирным делам труднее приспосабливались фронтовики. Подросшее поколение военных детей проще смотрело в будущее: учись, работай, создавай семью, поступай как положено — и у тебя получится. Им все давалось легче. И не было за их плечами того угнетающего груза, который сумела взгромоздить на уцелевших в военных передрягах солдат уготованная каждому из них судьба.
Виктор привык, что в техникуме девчонок много, они моложе и старательнее. Ну и что? — они не воевали.
Вечерами сидеть за учебниками не хотелось. Играли в волейбол.
Гибкая, светловолосая Нина из соседней группы однажды поразила Виктора ловкостью и изворотливостью. Мяч как приклеенный попадал ей в руки из любого угла. В который раз она изгибается так, что, кажется, еще миг — и согнется пополам.
Виктор решил: выбираю Нину.
Это решение переставило игроков в команде. Виктор и Нина играли теперь на одной стороне.
— Витя, я видела твой волейбол. И давно это у вас?
— Что «это»?
— Она хоть картошку жарить умеет? — вмешался Николай.
— Завтра приведу, и заставьте картошки нажарить. Ниной ее зовут. Отец на фронте погиб. Еще два брата. Она старшая.
Нина умела жарить картошку. Еще она умела делать пельмени, жалостливо петь и заразительно смеяться. Через год Люба научила ее вязать. И крючком, и на спицах.
После техникума Виктору удалось попасть в то же ведомство, где трудились его сестра с мужем. Ведомство было богатое, специалистами дорожило, а семейным заботливо выделяло комнату. Это привело к тому, что через какое-то время две семьи, родственные как по делу, так и по крови, стали жить по соседству.
Лена перешла во второй класс, когда у Виктора и Нины появилась дочь. Лена, увидев девочку, заявила:
— Я буду звать ее «Японец».
— Ее зовут Мариночка.
— Ее зовут Японец.
«Человек предполагает, а Господь располагает», — эту пословицу переводят неправильно. Древние говорили куда как ярче: «Человек думает, а Бог смеется!».
То, что Лена окрестила свою кузину «Японец», проявилось спустя сорок лет: именно в Японии пришлось жить той Мариночке в зрелые ее годы. А родные и близкие с легкой руки Лены так и продолжали звать ее Японцем. Сама же она всегда откликалась на это имя, считая, что так распорядилась жизнь.
Да, своеобразное чувство юмора у Создателя…
…Играть в карты любили все и всегда. И если этот московский дворик высвечивался ночью неспящим окном, знали: там играют — либо кон серьезный, либо кто-то «резвится», не боясь просадить последнее.
Дружили — дом в дом. У кого обед, к тому и шли. И любые встречи завершались картами.
Со временем, уезжая из коммуналок, люди обменивались адресами, благородно уверяя друг друга в необходимости душевного общения, сохранения дружбы и прочая, и прочая, зная, что встречи будут обязательно. Чтобы играть в карты.
Николай первым увез семью в отдельную квартиру.
Выходные стали традиционно одинаковыми: Виктор с семейством приезжал с ночевкой. Сначала занимали ванную, затем долго и вкусно обедали и наконец наступало главное: садились играть в карты.
Николай, прикрыв глаза, прислушивался к происходящему со своего места, нарекая процесс «Ломберным часом».