Возмездие… Мне всегда отводили роль оружия: я был мечом клана, теперь стал инструментом истории, ее очистительным пламенем. Удивительно, насколько можно измениться за два месяца! В какой-то момент — с комой Вьюны, предательством когтя или чуть позднее — душа превратилась в скованную снегами пустошь: над поверхностью свирепствовали бураны, но глубина отныне и навеки застыла незыблема. Идя в бой, убивая врагов и отдавая распоряжения о казни непокорных, я почти не испытывал ненависти к противникам, одно понимание необходимой жестокости. Пожалуй, если кого и следовало ненавидеть, то весь этот несовершенный мир.
Пламя снаружи, лед внутри. Кейнот назвал меня демоном, и он был прав. Я демон, что несет хаос в подлунные королевства.
Градоправитель вместе с домочадцами и челядью встречал нас на центральной площади. Худощавый прилизанный мужчина средних лет в дорогой, но непритязательной одежде темных траурных оттенков с подобающей миной кротости и одновременно гордыни на лице, словно говорящей: «Я сдал доверенный мне город без сопротивления, но исключительно заботы о благе горожан ради». А вот в холодных хитрых глазах, наполовину скрытых тяжелыми веками, не было ни смирения, ни трепета — один бесстрастный расчет и предложение деловых переговоров. Торгаш, с равной легкостью назначающий цену и вещам, и жизням. Он останется верен, но лишь до тех пор, пока преданность ему выгодна. Кагерос прав: подобными людьми нетрудно манипулировать: чтобы обеспечить их поддержку, достаточно предложить цену выше, чем у противников. Но и иметь с ними дело мерзко.
— Командор, мы выполнили ваши условия. Надеюсь, что и вы в свою очередь сдержите обещание и откажетесь от бесчинств на препорученных моей опеке землях.
Ни тени страха. Непорядок.
Если насмешливое молчание и смутило градоправителя, то он не подал виду. Губы человека на мгновение сжались и изогнулись в льстивой улыбке.
— Соизволят ли благородный лорд и его свита принять приглашение, чтобы мы за завтраком обсудили все тонкости…
Краем глаза я уловил, как Кадмия на мгновение оцепенела, прислушиваясь к невидимому собеседнику, едва заметно кивнула, подтверждая: все в порядке, нападавший обезврежен. Если ее подчиненные не схватили бы арбалетчика, я испытал разочарование.
— Завтрак? — тронул повод, слегка сжал пятками бока жеребца, направляя его на местную аристократию. — А не поискать ли мне яд в пище, коль скоро после заверений в мирных помыслах в нас стреляли из-за угла?
Секретарь рядом с управителем не выдержал, попятился. Капитан местной стражи, хмурясь, опустил вспотевшую ладонь на гарду меча — глупость, храбрость или верность долгу? Сам градоначальник напрягся, но не сдвинулся с места. Я придержал коня в сажени от людей
—Так как вы, любезный, объясните покушение на мою жизнь?
Один из воинов Кадмии бросил на мостовую обломки стрелы. Голос человека налился липкой, скрежещущей на зубах патокой.
— Покушение? Я убежден, большинство горожан разделяет мою искреннюю радость от заключения союза с лордом Кагеросом… и присутствия его правой руки в нашем скромном городе. Но кому, как не вам знать, что всегда найдутся инакомыслящие, преступники, не желающие прислушаться к голосу разума, — обращение градоправителя стало совсем товарищеским: по его мнению, двое, обличенные властью и связанными с ней хлопотами, в любой ситуации найдут общий язык. — Сорняки, как не пропалывай огород, упрямо лезут наружу.
— Вы правы, — после паузы я холодно закончил. — Я не знаю. Если вы не способны обеспечить порядок на вверенной территории, вероятно, мне следует поискать того, кто справится с вашими обязанностями лучше.
Скучающие шакалы из благородных семей, бывших тут же на площади, заинтересованно подались вперед, учуяв запах поживы. Жажда власти — гниль человеческой натуры. Градоправитель помрачнел, наконец-то ощутив шаткость своего положения. В хитрых глазах мелькнула неуверенность. Недостаточно. Демона льда нужно и должно бояться.
— Сиятельный лорд… — он запнулся, промокнул кружевным платком пот на лбу, тихо исправился. — Господин, я немедленно распоряжусь схватить злоумышленника.
— Можете не стараться.
Я отъехал к Кадмии и свите. Как раз вовремя, чтобы насладиться зрелищем возвращающихся ловцов. Темные размазанные тени промчались над черепичными крышами домов знати, приземлились на площади. Двое алых, заложив руки за спину, с подобающей невозмутимостью застыли позади брошенного на колени пленника. Пленницы. И вот на лице девушки эмоций хватало.
— Зверь! Животное! — она сплюнула, попыталась встать. — Позор клана! Человечий выродок!
Стража оборвала и неловкое сопротивление, и поток брани. Васильковые глаза полыхали бессильной ненавистью, и именно их выразительная живая синева привлекла внимание, напомнила о зимнем визите к семье Ольгранд, о дочери Лоасина лукавой кокетке Аркере. Кажется, минула целая жизнь.
Старшая сестра или родственница, женщина, поставленная передо мной на колени, выглядела опытнее моей случайной знакомой, умелей. Уже не талантливый самородок, а ограненный бриллиант. Какая досада, что снежный клан должен лишаться главного богатства — собственных одаренных детей! Но кровь Древних не прекратит литься до тех пор, пока война не закончится — чем бы то ни было.
— Человечий? — я моргнул, изгоняя из взгляда даже тени чувств. — Странно слышать подобное обвинение из уст шавки Братства, — мое внимание вернулось к градоправителю. — Итак, любезный, мне думается, вы совершили глупость, заключив союз с Альянсом.
Вот теперь тот испугался по-настоящему. Тридцать тысяч головорезов под стенами — соседство, не внушающее спокойствие. И достаточно одного моего слова, чтобы на улицах тихого уездного городка, где и виселица периодически пустует за отсутствием злостных душегубцев, началась кровавая баня. Человек сглотнул, непроизвольно сгорбился, открыл рот, но я не дал ему возможности оправдаться.
— Допустим, случившееся просто досадное недоразумение. Тогда вы приложите все усилия, чтобы его исправить.
Еще одно достоинство Кадмии — ей не требовалось разжевывать приказ. Коготь соскочила с лошади, уверенно приблизилась к напрягшимся людям, с усмешкой рукоятью вперед протянула кинжал градоправителю. Тот опасливо взял оружие, оглянулся на капитана собственной стражи в поисках поддержки, недоверчиво нахмурился.
— Вы хотите, чтобы я лично…
— Смелее. Докажите вашу верность Владыке Запада, — я перекинул повод одному из сопровождавших меня драконов, спешился, скрестил руки на груди.
Мужчина, спотыкаясь, направился к пленнице. Удивительное, омерзительное чистоплюйство: тот, кто, вероятно, подписывал не одну бумагу о смертном приговоре, сам никогда не убивал. Крысий сын доселе прятался за безликими строчками законов и указов, наблюдал из кабинетной норы за тем, как другие исполняют грязную работу. Я с брезгливостью смотрел, как дрожат пальцы, привыкшие пачкаться в чернилах, а не в крови.
И на откуп этому буквоеду я отдаю лучший цвет северного клана?! Подчиняясь жесту, конвоиры незаметно сдвинулись, оставляя вынужденного палача наедине с его добровольной жертвой. Враз заледеневшие веревки на запястьях пленницы рассыпались рыхлым снегом. С градоправителем мне все ясно, а что выберешь ты, милая?
Человек наклонился, примериваясь, куда бить, медля, собираясь с духом. И тогда она напала. Взвилась вихрем, обезоруживая не ожидавшего сопротивления мужчину. Сменивший владельца кинжал взрезал плоть, окропляя брусчатку веером темных брызг. Лишенная магии, оглушенная, воительница по-прежнему несла угрозу. Для людей. Но не для драконов.
И тем не менее она попыталась, не могла не попытаться. Бросилась на меня в отчаянном нелепом стремлении достать. Я шагнул навстречу, легко перехватил занесенную в ударе руку, вывернул за спину, осторожно вытащил из ослабевших пальцев опасную игрушку.