— Вставай! Смотри, что творится! — кричала ему мама, прикованная к утренним телерепортажам со Съезда народных депутатов.
Раздолбай мычал и закрывался от ее голоса одеялом. Мама влетала в комнату, трясла его за плечо и кричала:
— …впервые прямой репортаж, как ты можешь не смотреть это?! Сахарова, гниды, захлопали, так им другие врезали! Ты что, не понимаешь, что страна меняется?! Ленивый нелюбопытный придурок! Спи! Всю жизнь проспишь!
И снова бежала к телевизору, чтобы через минуту истошно крикнуть:
— Вот так! Сломали целку съезду! Правильно — агрессивно-послушное большинство!
Раздолбай накрывался подушкой и продолжал спать. Ему было абсолютно неинтересно, кого там захлопали, кому врезали и какому большинству что сломали. Он стал спать до двух, а то и до трех часов дня, и мама больше не будила его. Два раза в неделю он занимался со старичком-профессором, и тот не только научил его всему, что требовалось для сдачи вступительных экзаменов, но и оказался потом председателем приемной комиссии. Он был очень правильным репетитором, этот старичок, и в девяностом году Раздолбай поступил в Суриковский институт, несмотря на конкурс двадцать человек на место.
11 августа 1990 года Раздолбай проснулся чуть раньше обычного, потому что подарком родителей ко дню рождения была путевка в юрмальский дом отдыха «Пумпури», куда вечером предстояло отправиться. Вообще-то он мечтал получить блок магнитофонных кассет и, услышав про путевку, даже поморщился.
— Что я там один делать буду? Без друзей, без компании?
— Чего ты морду кривишь, как от уксуса? — обиделась мама. — Найдешь компанию там. Дом отдыха композиторов — интеллигентные люди приедут, не урлы какие-нибудь.
— Я не люблю навязываться.
— Я тоже не люблю! Сто десять рублей путевочка — не нравится, сдам обратно.
— Ладно, поеду, — нехотя согласился Раздолбай, подумав, что в Москве у него друзей тоже нет и перемена места хоть как-то развлечет его.
— Сделаешь одолжение?
Пристыженный Раздолбай извинился, но все равно думал о предстоящей поездке как о ссылке. И вот пришел день в эту ссылку отправиться.
Одной чашки кофе редко хватало, чтобы прояснить раздолбайскую голову после долгого сна, и через несколько минут он обычно варил себе вторую. Помешивая ложечкой в турке, он с тоской представлял, как две с лишним недели будет ходить один по пляжу, на котором все равно не разденется, и смотреть на море, в котором не будет купаться. В один из дней он попробует познакомиться с компанией местных латышей, и они скажут ему:
— Ты, пар-ренек, отку-уда? Из Мас-сквы? На т-тебе звездюлей пач-чку!
И дадут ему звездюлей. Он вернется домой с подбитым глазом и скажет: «Нашел, мам, компанию — интеллигентные люди, не урлы. Были бы урлы — убили бы».
Раздолбай перелил кофе в чашку, сделал большой глоток и вдруг… ощутил себя взрослым. Это чувство возникло из ниоткуда, словно в эфире кто-то переключил канал, по которому транслировалась его жизнь. Только что его мысли и чувства были такими же, как десять школьных лет, и вот они отчетливо изменились, причем так резко, что он даже бросил невольный взгляд в чашку — не в кофе ли дело? Вся память прожитых лет в один миг показалась ненужным балластом. Страх перед двойкой и радость новому самолетику, смущение на призывной комиссии и воспитательные беседы отчима, школьная дружба и первая пьянка — всю эту рухлядь захотелось вышвырнуть вон из памяти, как плюшевые игрушки, с которыми он играл до шести лет и которых застеснялся в семь. В одну секунду Раздолбай осознал, что его привычная жизнь закончилась, и именно сегодня начнется новая жизнь — неведомая и заманчивая. Он мог даже назвать точный момент, в который она начнется, — сегодня в 19:00, когда тронется поезд Москва — Рига.
Предстоящее путешествие перестало быть в тягость. В новом повзрослевшем сознании появлялись новые мысли, и Раздолбай подумал, что первый раз в жизни отправляется отдыхать на море один. Первый раз поедет один на поезде, первый раз будет самостоятельно жить в гостиничном номере. Никто не запретит ему купить бутылку пива и свободно хранить ее в холодильнике. Он сможет открыто оставлять на тумбочке сигаретную пачку. И кто знает, случаются ведь приятные сюрпризы, — вдруг ему доведется пережить романтическое приключение. Не цепляться же за остатки хлама из прошлой жизни — безмолвную любовь к Цыпленку, которая сводилась к пылким взглядам в затылок и паре тщетных попыток пригласить в кино.