И мы опять выпили.
- И ты в неё влюбился, - убежденно сказал водяной.
- Как догадался?! - искренне удивился я.
- Барон, я знаю, кем ты являешься сейчас, но рождён ты был человеком. И человеком ты всё равно остался, а я уж за свою жизнь научился в вас, людях, разбираться. Ты хоть помнишь, сколько мне лет?
- Помню, что больше двух тысяч, - я смутился.
- Две тысячи шестьдесят восемь, - обиженным голосом поправил меня водяной. - Я же тебе говорил! И что думаешь делать теперь? - спросил он после паузы.
Я неопределённо пожал плечами.
- Если честно, я приехал к тебе ... поговорить, - ответил я.
- Поговорить, значит, - водяной усмехнулся. - Эрих, я не хочу терять друга, так что совета в делах сердечных ты от меня никогда не услышишь. А поговорить... да... можно...
И мы молчали какое-то время. Я потягивал коньяк и не мог оторвать взгляда от игривого зелёного огня.
- Как ты это делаешь? - спросил я, кивнув на пляшущие в камине зелёные язычки пламени. И, хотя я и видел этот камин далеко не впервые, но вот почему-то решил прояснить для себя, в чём же тут дело, только сейчас. Раньше я этот чудный зелёный огонь воспринимал почему-то как само собой разумеющееся - как рассвет, или самого водяного.
- Огонь?! А ты не видишь? - удивлённо спросил водяной. - У меня в камине огнёвки живут. Очень редкие, правда - зелёные. Но мы дружим уже очень давно, привыкли друг к другу. Приглядись, - предложил Ори.
Я присмотрелся. И, действительно, язычки пламени только казались хаотичными сполохами - вокруг брёвен плясали тонкие полупрозрачные фигурки порхающих многокрылых мотыльков.
- Они очень любят музыку, - сказал водяной. Им лишь бы танцевать! А музыку выключишь - так едва-едва слабые огоньки вокруг брёвен будут. Они сразу спать соберутся. Я им на зиму, прежде чем в спячку лечь, камин топляками битком набиваю, так им до весны хватает. Они очень любят сосновые топляки и музыку. Вот такие у меня есть друзья...
Я был восхищён.
- А если хоть одна из них в лес попадёт? - спросил я.
- Леса не будет, - кратко ответил водяной. Они, конечно, не такие умные, как один мой друг, который умудрился в ведьмочку влюбиться, но они же разумные! Посмотрю я на то, как и у кого получиться потушить разумный огонь! У людей так точно не получится. Тут проливной многодневный ливень нужен и несколько заклинаний. Без нас, водяных, людям не справиться. Мы же с огнёвками раньше тысячи лет воевали, вылавливали... Их, наверное, на воле уже и не осталось. Раньше они каждое лето леса вокруг наших рек и озёр выжигали. А эти - зеленые, - водяной грустно усмехнулся, - самые редкие в мире! Сейчас-то мы друзья, забыли они уже вольные леса, а когда-то они едва не сожгли меня живьём. Первых трёх поймал я сам. Давно, очень давно. Я был тогда совсем молодым и глупым. Сейчас бы я никогда на такой риск не пошёл.
- А сейчас их сколько? - спросил я.
- Десять, - ответил водяной. - Огнёвки очень медленно размножаются. Раньше считалось, что в неволе они вообще не могут иметь детей, но этим у меня, значит, хорошо... Да и лет уже прошло очень много, было время забыть обиды. И - музыка. Они безумно любят музыку! Странно, правда? Живой огонь любит музыку! Я раньше им на скрипке играл, пока все эти технические чудеса не появились. Долгими ночами я играл на скрипке, а они танцевали, - голос водяного был тих и грустен. - Так ты собирался звонить? - спросил он.
Я взглянул на часы.
- Да, надо, - подтвердил я.
- Домой и ведьмочке? - уточнил водяной.
- Именно так, - ответил я, - домой, а уж потом - ведьмочке. Её зовут Ольга, и она, кажется, не знает, что она ведьма.
Водяной на минуту замолчал, катая бокал с коньяком между ладонями.
- А знаешь, Эрих, пригласи-ка её в гости к нам! - предложил он.
От удивления я даже не сразу нашёлся, что ответить.
- Я хочу на неё посмотреть. Ты все-таки один из немногих моих друзей, барон, - сказал водяной.