«Сомнительно, что он нам поможет хоть чем-нибудь», — подумал он с усмешкой.
— Интересно, — пробормотал Диего, очевидно, более знакомый с аппаратурой, и примостился за спиной Молчанова.
Чтобы не отвлекаться, Грехов включил внешние акустические приемники, и звуки движения — рокот моторов, хруст гусениц, шорохи и шелест породы под ними — заполнили кабину. Сквозь эти звуки иногда доносились возгласы Диего и невнятное бормотание Молчанова. Сташевский же все внимание обратил на деятельность паутин возле Города.
До обеда они дважды объехали Город по разворачивающейся спирали, не обращая внимания на следующего за ними настырного любопытника. Грехова не покидало ощущение постороннего взгляда, и поэтому ему с трудом удавалось сохранять видимость хладнокровия.
Пообедали в хмуром молчании. Диего Вирт, по обыкновению очень скупо рассчитывающий свои движения, хмурился и поглядывал на часы. Подавленное настроение группы держалось до вечера. Уже перед самым закатом Грехов вдруг заметил далеко в стороне непонятный объект. Виден он был смутно, оптика помогала мало, пришлось немного свернуть на юг. И тут Грехов понял, что двигаются они как-то странно: держал он точно на объект, похожий издали на черное кольцо, а объект вдруг оказался чуть левее; Грехов повернул влево, но через несколько секунд кольцо снова сместилось влево, хотя он не касался управления. Он увеличил скорость, снова повернул влево. Кольцо прямо на глазах ушло в сторону и на этот раз гораздо быстрее. Создавалось впечатление, что каменный щит под танком поворачивается вокруг оси, и чем быстрее они едут, тем быстрее он поворачивается.
Грехов остановил танк. Ничего, все стоит на местах. Поехали — цепь скал на краю открытого пространства тут же опять завертелась влево.
— В чем дело? — осведомился Сташевский.
Грехов продемонстрировал ему странное явление и попробовал с ходу миновать площадь, на которой они застряли. Но за несколько секунд танк оказался развернутым на сто восемьдесят градусов и мчался уже к центру площади. И снова… и снова… Чем ближе к краю, тем быстрее их сносило и разворачивало к центру пустыря. Наконец Грехов выдохся и остановил танк.
Молчание в кабине было красноречивым.
Они оказались внутри какого-то «заколдованного» кратера, стены которого на три четверти состояли из фиолетовых скал, а замыкались черной стеной Города и башней корабля.
— Попробуй еще раз, — нарушил молчание Сташевский.
Грехов попробовал — тот же результат.
— Это вы не проходили? — попытался пошутить Диего Вирт, обращаясь к Молчанову.
— Нет, — ответил тот серьезно, теребя в задумчивости подбородок. — С таким явлением сталкиваюсь впервые и, насколько я знаю, об этом не упоминал никто из исследователей.
— Все это хорошо, — вздохнул Сташевский, — качественно новое явление и все такое прочее… Однако надо же отсюда и выбираться.
Отдаленный гул заставил всех насторожиться. Гул нарастал, задрожала почва. Через полминуты гул превратился в сильный грохот, треснула стена скал и в образовавшийся пролом скользнула… огромная черная гора, устремившаяся через площадь к Городу. Она пересекла пустое пространство, оставив после себя глубокую дымящуюся борозду, и без следа растворилась в ущельях Города.
Не долго думая, Грехов запустил двигатель на всю мощность и бросил танк вдоль борозды к пролому. Спустя минуту они были уже за пределами странной площади, не выпускавшей их из своих объятий больше часа.
Диего попытался объяснить феномен «плывущим гравитационным полем», но Сташевский попросил Грехова, «как бывшего специалиста», уничтожить это «изящное рассуждение», и тот популярно объяснил Диего, что он, то есть Диего Вирт, компетентен в физике гравитации так же, как он сам в черной, а заодно и белой магии. Правда, Грехов тоже ничем не мог объяснить их приключения, несмотря на то, что действительно три года назад закончил Институт физики пространств. Для выводов нужны были экспериментальные данные, факты.
На ночь танк остановили на том же месте, что и в первый раз. Краски заката быстро поблекли, зато заиграли переливами холодного света паутины и Город. Возможно, Грехов был слишком эмоционален для работника УАСС, но в созерцании красочной феерии света он находил истинное удовольствие. Только иногда сознание как бы вспоминало свои обязанности и становился слышным шепот — не очень приятное напоминание о присутствии иной, загадочной жизни. Они уже привыкли к нему, как привыкают и не замечают завывания ветра в непогоду.