Прошло время, я вырос, возмужал, моё положение в окружающем мире усложнилось. Пришлось решать задачи, с которыми отец, ограниченный образованием, жизненным опытом, собственным положением в обществе, изменениями общества, уровнем усложнившихся мировых проблем, не сталкивался.
Вот когда, в одной из, казалось бы, безвыходных ситуаций, обратился к иной, высшей «вертикальной связи». К тому, чьё Имя, даже про себя, называть не решался.
Очень хотел Помощи. Не чуда, не явления. Вразумления! Верил: «Стучите – и отворится, просите – и дастся вам!».
И связь заработала. Ситуация, сложившаяся между мною и Мак’Лессоном, на тот день разрешилась. Не скажу – благополучно, но разрешилась. Выбор был сделан единственно правильно. По принципу: «Да будет Воля Твоя!».
Знаю, в трудную минуту поступлю так же. Без внутреннего сопротивления. Без нарушения Его Заповедей.
Союз с Мак’Лессоном был заключён гораздо позже нашего уже описанного путешествия, так и не завершившегося прибытием в Симлу. Первый раз я побывал в Киштвари не по приглашению Мак’Лессона, но по приказу генерал-майора Евгения Фёдоровича Джунковского во исполнение возложенной на меня сверхсекретной особой миссии, во имя которой и сам я был произвёден в подполковники. И было это в 1918-м году. К тому времени мне было суждено пережить немало приключений в Индии, Месопотамии, Германии. В том числе досыта насладиться экзотическими достопримечательностями Индостана, побродить в образе садху по дорогам от Гуджарата до Варанаси, побывать в Тибете, покормить клопов в каменном колодце подземной тюрьмы махараджи Джамму и Кашмира, пройти фронт Великой, или «германской», войны, бежать из баварской крепости Ингольштадт… Добраться до Асхабада, интернированного индо-британскими войсками. И возглавить секретную экспедицию в Киштвари.
«Кругом, кругом, да снова в угол!», – как сказала бы Татьяна Андреевна.
Господи! Сколько всего было. Жизни моей не хватит, чтобы всё описать в подробностях.
Из Киштвари я возвращался уже не в Российскую Республику, не в Асхабад, а в Полторацк Союза Советских Социалистических Республик. Дело было в 1924-м году по весне, когда Копет-Даг раскрыл свой перевал Гаудан. И уж не подполковником, а репатриантом, учителем реальных училищ географии и английского языка Иваном Андреевичем Безрыбиным из Верного. Где и был задержан пограничниками. Паспорт Российский был настоящим. Алан Мак’Лессон, провожая меня, уверял, что проблем с документом не будет. Безрыбин уже с год как сгинул в неведомых краях. Увы. Одного взгляда советского офицера новой краснозвёздочной пограничной стражи в мой документ было достаточно, чтобы отдать своим подчинённым короткую команду «задержать».
По возвращению в родной Закаспийский Асхабад-Полторацк, мне, прошедшему следствие, обвинённому в шпионаже и чуть было не расстрелянному, пришлось сделать в очередной раз свой выбор.
Кто сам безгрешен – пусть первым бросит в меня камень.
*****
*****
22-го июня 1924 года в девять утра Кудашев переступил порог собственного кабинета, на двери которого уже красовалась аккуратная табличка с надписью бронзой по чёрному полю – «Переводчик». На следующей двери по коридору – «Секретариат», а коридорный тупик заканчивался большой двустворчатой дверью с табличкой «Председатель Туркменского областного ГПУ. Петров Т.А.».
Понятно, не только Асхабада, но и Закаспийской области более не существует. И с Тимофеем Акимычем ещё не познакомились. Иные двери табличек не имели, только номера. Но Кудашев знал, отдел кадров на первом этаже под номером 3, а кабинет Васильева на втором под номером 18.
Через час, обложившись словарями русско-персидского языка и «фарси-инглиш дикшенри», Кудашев с головой погрузился в гору бумаг. Все до единой – рукописи. От официальной административной персидской переписки до писем частных, в большинстве – торговых.
С Кудашева не требовали оценки информации, содержавшейся в корреспонденции. Только добросовестный перевод. И всегда – срочный. Через день в его кабинете появился ещё один стол, на который был водружен «Ундервуд». Так, в один день Кудашев сделал карьеру от «переводчика» до начальника «бюро переводов». За «Ундервудом» начала работать профессиональная барышня-машинистка со значком «КИМ» на белоснежной блузке. Ему оставалось только диктовать ей переводы «a vista» – «с листа», перечитывать и подписывать машинописные тексты.