По пути от Билбил-деха, подобрав контуженного Кудашева и похоронив леди Кунигунду Баррат, Гюль Падишах решил пренебречь отдыхом в Исфахане и, не задерживаясь, проследовал к Йезду. Встретившись с кавалерийским разъездом Отдельного батальона разведчиков-скаутов индо-британской военной экспедиции, полномочный консул Джабир ибн Хайян Аль-Мутанабби, не останавливаясь, поднял над головой развернувшийся под тяжестью золотой печати, болтающейся на шнурке, пергаментный свиток. Нараспев, громко оповестил:
– Дипломатическая миссия Его Величества, да хранит его Всевышний, султана Хамиз-Али-Маруфа Великолепного и Благочестивого!
Майор Джеймс Фитц-Гилбер читать грамоту не стал, осматривать груз не посчитал нужным. Винтовки английского производства «Ли-Энфильда» за плечами туарегов говорили сами за себя. Это не контрабандные «маузеры». Беспокоиться не о чем. Отдал честь туарегам.
*****
*****
Сколько нового, интересного, необычного, загадочного, а порой и опасного пришлось повидать в этом пути Александру Георгиевичу Кудашеву – русскому офицеру, принявшему участие в этом путешествии далеко не по своей воле!
Конечным пунктом вояжа была далёкая Симла, лежащая у подножия небесных гор Хималайя. Симла, уже знакомая Кудашеву по совместной поездке с генералом Фальконером ко двору Вице-короля Индии лорда Хардинга.
От Йезда по маршруту Керман – Бам – Шу-Гез – Носретабад отряд Гюль Падишаха пересек горы хребта Киртхар, обойдя с юга перевал Дэ Болан Дара. Вышел к древнему, как сама Персия, узлу караванных дорог – славному городу Кветта.
От Исфаханского Билбил-деха до Кветты тысяча двести сорок английских миль. Не по прямой, конечно, по маршруту. Посольство добиралось почти два месяца. Точнее – пятьдесят семь дней. Верблюды! Их не поторопишь.
Была и ещё причина, по которой шли без особого напряжения.
Уже в пути Кудашев понял: статус так называемого «посольства» был прикрытием для группы, незримо и негласно выполняющей некую задачу. Возможно, просто, уточняющую конкретный маршрут от пункта «а» к пункту «б». Что ж, дело само по себе безобидное, для торговых дел, к примеру, необходимое. Будь что серьёзнее, чужак в такой группе абсолютно лишнее лицо. Не говоря уж о том, что «посольство» приняло под свое покровительство лицо, розыскиваемое по всей Персии!
На границе с Белуджистаном Кудашев убедился в реальности своих предположений воочию. «Посольская» группа Гюль Падишаха была остановлена вооружённым отрядом всадников белуджей. Пергаментный свиток с золотой печатью охранного фирмана султана на вождя белуджей впечатления не произвёл.
Гюль Падишах в самой вежливой форме подвергся весьма дотошным расспросам. Искали англичанина по имени Джон Котович. Поклажу досматривать не стали. Открывать лица у туарегов не потребовали. Но к паланкину интерес проявили. Откинув полог паланкина, присмотрелись к больному, что ехал на верблюде.
– Малярия! – объявил Гюль Падишах. – Не заразно. Через неделю или умрёт, или поправится…
Предводитель белуджей повёл носом, принюхался. От одежды больного туарега пахло кизячным дымом, табаком, прогорклым маслом… Кисти его рук и стопы ног были черны, покрыты отвратительными кровавыми струпьями.
Белуджи не стали открывать лицо больного, замотанное концом чёрного тюрбана. Так положено. У туарегов всё не как у правоверных: женщины с открытыми лицами, мужчины показывают окружающим только свои глаза! Удостоверились: больной туарег –не имеет чести быть белым ференги!
Белуджи отстали. Туареги продолжили свой путь.
Вечером на стоянке нукеры Гюль Падишаха теплой водой бережно омыли больного, удаляя с его кожи «струпья» из муки и кислого молока, окрашенные кровью степной куропатки. Потом не пожалели кокосового масла, сделали массаж.
– Ташшаккур, – прохрипел Кудашев.
Гюль Падишах сам поднес к его воспаленным губам пиалу с бодрящим холодным напитком – сывороткой кислого козьего молока. Спросил:
– Как голова?