Мужчина замолчал, разглядывая лица своих детей. Они тихо стояли, опустив головы и слушая слова отца.
– Буран, – промолвил он, и старший сын, защитник государства, обратил к нему свой взор, – Ты будешь стражем Севера, поднимающим метели и снежные бури, ты сам превратишься в них. Ты станешь стеной на пути его врагов и тех, кто может ими являться. Ты будешь останавливать всех чужестранцев, странников, и здесь им будет холодная могила. Я буду с тобой.
– Да, отец, – Буран склонил голову, сжав алые губы на бледном лице, – Один миллион лет.
Мороз кивнул, и перевел взгляд на среднюю дочь, защитницу невинных:
– Гесна. Ты будешь противовесом стражу. Ты станешь оберегать всех путников, что явятся сюда, и если они достойны Севера, они будут жить. Знай, что спасти всех ты не сможешь, даже самых лучших ты будешь терять. Но пока ты стоишь на их защите, у них будет шанс. Я буду с тобой.
– Да, отец, – улыбнулась Гесна и, подняв сверкающие глаза, радостно взглянула на Мороза, – Один миллион лет.
Небесное светило темнело, но все еще висело в небе огромным ровным шаром, проникая в холодный тронный зал огненными лучами. Ветер сметал верхний слой снега, лишенного человеческих следов опустевшего края.
– Солнце, мальчик мой, – вновь заговорил Мороз, – Ты станешь наблюдателем. Твоими помощниками будут звезды, рассеянные по всему миру. А сам ты сможешь путешествовать по бесконечному куполу неба, даже на Юг, потому что Север сжалился над тобой, зная о болезни. Ты станешь полярным сиянием, самым невероятным явлением двух полюсов. Я буду с тобой.
– Да, отец, – ответил младший сын, не поднимая лица, спрятанного в тени. Его сердце выжигала вина, и он был готов нести вечную службу, чтобы искупить ее.
– Всего один миллион лет, – прошептал Солнце.
Мороз замолчал и сокрушенно покачал головой. Покрасневшая звезда плавно скатывалась за горизонт, и путь ее обозначался наступавшей темнотой, которая все же еще не победила свет дня.
– Прости нас, – вдруг сказала Гесна, обращаясь к отцу, нарушив гулкую тишину.
– Я прощаю, – ответил он устало.
Прошла еще минута молчания, растянувшаяся в часы. Мороз все так же сидел на троне, опустив голову на согнутую в локте руку, и смотрел в пустоту, ровно дыша. Он слишком утомился, обессилел и не хотел двигаться, не хотел даже думать. Усталость сковала его обездвиженное тело.
– Нам пора, – мягко сказала Женщина из племени Ветров. Она взяла Солнце за руку и повела его к выходу, Буран и Гесна пошли за ними.
Но внезапно она остановилась, обернувшись на Мороза.
– Я всегда была рядом. И всегда буду, поверь. Ради тебя… ветер станет связью между живыми и духами, ради тебя.
Женщина вновь направилась к выходу, и единственный живой, оставшийся на Севере, видел ее тонкую спину и то, как она исчезает, уводя с собой детей.
* * *
– Говорят, он построил хижину где-то в снегах и живет там до сих пор, – продолжал старик, – Да… Когда пала стена, южане ворвались в город и убили почти всех его жителей, других увели и сделали рабами. И потому, по легенде, сейчас в снегах никто не живет, кроме, конечно, царя Мороза. Как видишь, султан не исполнил обещание, данное капитану Ноктису. Потом он завоевал остальные края. Соединил их, все четыре стороны света, чтобы было легче править. Но не учел одного: ни Запад, ни Восток, ни Юг и ни Север не умели сосуществовать. Все было разрушено, кроме тех мест, которые защищал Буран… И тогда мир пришлось начинать сначала. И он стал таким, каким ты видишь его сейчас. Первозданный Север…
Дед замолчал и, протянув руку, поставил фотографию жены на место. Мы помолчали еще немного. Ему это нужно было, потому что, наверное, он уже устал говорить (забавно, но это было впервые), а мне нужно, потому что те картинки, что всплывали у меня в мозгу с каждым его словом, все еще плясали перед глазами.
Я вдруг вспомнил свой сон, где какая-то девчонка просила меня передать медальон ее отцу. Я залез в карман своих клетчатых пижамных штанов, потому что всегда по привычке раскладываю мелкие вещи по карманам. Нащупал что-то холодное, овальной формы и на цепочке. Это точно был тот самый кулон. Но разве такое возможно? Ну, если только в фильмах. Я мысленно рассмеялся, а на лице у меня появилась улыбка, как я ни пытался ее удержать.
– Знаете, кажется, эта вещь принадлежит вам, – сказал я, рассматривая вынутый кулон. На нем была выгравирована снежинка, и, хоть я и не разбираюсь в металлах, он был из благородного серебра. Увесистый такой медальончик, однако.
Старик посмотрел на меня, затем перевел взгляд на мои руки, в которых я держал украшение. Я протянул его деду, и мне почему-то казалось, что все в порядке, что так и должно быть: кулон из сна оказался у меня в кармане, а внутренний голос подсказывал мне, что он принадлежит странному старику.