Если бы она в тот момент всмотрелась в лицо своего собеседника, то поразилась бы перемене, которая произошла с ним. Но Рио смотрела вдаль, где над излучиной реки темнел лес, а над лесом — серебрился рожок юного месяца.
— Тебе показалось… — ласково повторил он, и положил руку ей на голову.
Он говорил что-то ещё, его голос журчал, точно ручеек по камешкам, проникая все глубже, глубже и глубже в её сознание, завораживая, усыпляя… Глаза ребенка закатились, тело одеревенело. Рио стояла теперь перед ним, неестественно замерев и вытянувшись, напряжённая точно струна. Священник срезал едва распустившуюся розу и, осторожно вложив стебель цветка в её безвольную руку, легонько сжал ей пальцы.
— Ай!.. — вскрикнула она, очнувшись. — Какая колючая!
— Красивая… — поправил он тихо.
Срезав ещё несколько цветов, он протянул их девочке.
— Спасибо!
Рио поглядела на розы, потом на зеленеющую под ногами Долину. Далеко на западе плыли к закату сиреневые облака, подсвеченные понизу красноватым. Солнце почти скрылось. Потянуло прохладой. Запели сверчки, от реки доносилось лягушачье кваканье…
— Мне пора…
Священник провожал взглядом маленькую тёмную фигурку, пока она не достигла городских садов. Потом постоял немного, глядя на вечереющее небо. Его лоб прорезала новая морщинка: Зелёная Долина далеко не всегда была тихим и прекрасным местом. Только мало кто теперь помнил об этом. И мысли унесли его в далекое прошлое…
…Он летел, наслаждаясь неохватностью и покоем небесного простора. Внизу рваным пушистым ковром плыли подгоняемые ветром облака. Они скрывали собою горы и долины, курчавые девственные леса и политые людским потом крохотные лоскутки полей, редкие города, окружённые толстыми стенами, серебряные сабли рек и синие пятна озер… Там, внизу, было пасмурно, а здесь над облаками — ослепительно сияло солнце, и ему совсем не хотелось спускаться ниже — в хмурый день, пропитанный влагой дождя и мирскими заботами, бессмысленными и пустыми, как казалось ему с высоты…
В облаках стали чаще просветы, и вскоре бескрайняя водная гладь слилась у горизонта с небесным сводом. Он нашел взглядом маленький остров — светлую родинку на мерно вздымающейся груди океана — конечную цель своего странствия и, возможно, последнее своё пристанище.
Рожденный подземным вулканом, островок не успел ещё зарасти зеленью — он был совсем юным, но пролетающие птицы уже полюбили его песчаные пляжи. А какие закаты рождало новому ребенку Земли уходящее солнце!.. А как ласковы были с ним волны!.. И тысячи его белых песчинок ночами гляделись в бездонную высь, мечтая когда-нибудь тоже стать звёздами.
Только напрасно всё — между островком и небом несокрушимой преградой встала Башня. Так похожая на песочный замок, что любят строить дети у кромки воды, она упиралась своим острием прямо в небеса, бросая им вызов, — такая же гордая, одинокая и самонадеянная, как и её создатель. Ей предстояло стать приговором — острову, небу, тем двенадцати, что слетались к ней сейчас, — приговором всему сущему. И началом нового…
Он опустился на песок, поднялся по ступеням и коснулся рукой прозрачного диска, висевшего на стене у высокой арки, служившей входом: чужой не смог бы попасть внутрь — диск и арка были связаны заклятьем.
Внутри Башня представляла собой огромный полый конус, абсолютно пустой — никаких этажей или перекрытий — только узкая винтовая лестница, идущая вверх по кругу вдоль стены — до самой вершины. Шум прибоя, крики чаек… На каменном полу — лужицы, пятна гниющих водорослей. Он заметил нескольких крабов: вороватыми перебежками они двигались в поисках выхода, — видимо, вода схлынула отсюда совсем недавно. У него вдруг возникло ощущение, что он вернулся домой… Только некому зарезать ягнёнка в честь его возвращения — и более того: агнцем должен стать он сам.
В проёме арки возникла длинная тень.
— Ахайя?
— Брат Або! — и к нему шагнул худой человек в белых одеждах, светловолосый и темноглазый. Лицо его производило странное впечатление: высокие, туго обтянутые кожей скулы, прямой нос, необычайно выпуклый лоб, тонкие нервные губы, — и печальный, недобрый свет глубоко посаженых глаз.
Человек поднял руку в знак приветствия и, подойдя, коснулся губами его лба.
— Ты прибыл последним… — сказал он. Голос его, властный и звучный, отдался от стен гулким эхом. — Твои сомнения задержали тебя, я знаю. И знаю всё, что ты хочешь сказать. Потому не трать слов, я все равно отвечу «нет».