Блаженство длилось недолго…
В Замке царила страшная суматоха! Всё огромное семейство носилось по дому взад и вперед, захлопывая бесчисленные окна, которые тут же почему-то снова оказывались распахнутыми. Папа, вооруженный огромной шваброй, с воинственным видом высовывался в очередное окно и грозился кого-то убить. Тетушки вопили, счастливые дети — свои и чужие — радостно им помогали. Мама валялась на диване с компрессом на голове, Зануда суетилась вокруг неё с нашатырем, — та героически отбивалась… В углу гостиной, в кресле, мирно похрапывал доктор Сибелиус…
И только Бабушка оставалась спокойной посреди всего этого бедлама. Помешивая в котле неизменную овсянку, она неодобрительно наблюдала за происходящим:
— Ну-ну…
У её ног сидели, преданно заглядывая ей в глаза, два очередных приблудных кота.
— У нас что за праздник сегодня? — поинтересовалась Рио, усаживаясь за стол.
— Ничего особенного, — флегматично отозвалась Бабушка, — просто Аист хочет подарить твоим нового ребенка.
— ?..
Вместо ответа бабуля указала черпаком в окно. Рио подбежала к подоконнику и выглянула на улицу: над Замком и впрямь кружил огромный белый аист. Выглядел он уже изрядно уставшим, но сдаваться, судя по всему, не собирался…
— Прочь! Прочь, негодный! — шумели на него из окон, но он упрямо кружил и кружил в воздухе, надеясь отыскать брешь в обороне противника.
В клюве у него болтался маленький голубой сверток.
— Окно!.. — предупреждающе воскликнула Бабушка, но было поздно.
Заметив образовавшуюся лазейку, Аист со свистом спикировал вниз, на бреющем полете ворвался на Кухню, сметая всё на своем пути, с шумом описал круг над котлом, и, выронив сверток, стремглав вылетел наружу: торопиться ему надо было — судя по крикам, Папа раздобыл ружье.
Грянул выстрел…
Аист испуганно шарахнулся вбок, задел крылом ветку яблони, шлёпнулся оземь. Папа, сверкая очками, издал дикий торжествующий рёв… Аист пешком улепётывал к воротам, обитатели Замка гурьбой бросились за ним. Тут раздался второй выстрел, за ним — ещё!.. Аист скрылся прочь. Домочадцы, успевшие выбежать на двор, залегли кто где… Еще выстрел!..
— Да заберите же у него ружье!!! — истошно завопил кто-то. — Он нас всех поубивает!
Вдалеке завыла полицейская сирена.
Бабушка между тем, охая-ахая, ловко выудила из котла орущий свёрток, и бережно перенесла его на стол. Удивительное дело: кипящая овсянка не причинила подкидышу никакого вреда — орал он больше от испуга или потому, что так было положено.
Рио увидела, как у ворот остановилась полицейская машина, оттуда вышли двое в форме и подошли к парадному.
Пока остальные общались с представителями власти, Бабушка и внучка разглядывали новоприобретенного члена семьи. Заглянувшую к ним Орфу — совершенно обалдевшую от происходящего всякий раз в этом доме — послали будить доктора.
— Если он не сбежал ещё, то веди-ка его сюда! — распорядилась хозяйка.
Сибелиус и не думал сбегать — на своём веку в этом Городе он и не такое видал! — и служанке понадобилось некоторое время, чтобы растолкать его.
Осмотрев ребёнка, доктор остался доволен:
— Славный малыш! Какие умненькие глазки!
Вокруг уже собирались домашние, толкаясь и заглядывая друг другу через плечо. Младенец затих и, суча ножонками, в свою очередь настороженно рассматривал новую родню, посапывая крохотным розовым носиком. Последним в Кухню спустился Папа: полицейские уехали, конфисковав его лучшее старинное ружье. Взамен, правда, они пообещали по возможности не поднимать шума. Хотя стрельба среди бела дня, в городе, набитом туристами… Так что теперь Папа не знал даже, что его больше огорчает: потеря коллекционного ружья или приобретение новой прорехи в семейном бюджете в лице нечаянного младенца.
Протиснувшись к столу, Папа мрачно воззрился на новое чадо. Подкидыш застенчиво засунул кулачок в рот. За спиной отца перешептывались тётушки, обсуждая глазки, носик, ушки и тому подобные прелести дитяти.
— Ну, почему к нам? — попробовал возмутиться Папа, но поймав мрачный взгляд супруги, поспешно поправился: — То есть, я хотел сказать, у нас своих хватает!..
Папе — доброму и славному человеку по сути своей — просто не хотелось лишней, в буквальном смысле внезапно свалившейся на голову, ответственности. Дети — это же, ну, сами понимаете… И неизвестно, что из всего этого выйдет.
Но затравленно оглядевшись по сторонам, он понял, что сочувствия ему не найти: тётка Люсильда укоризненно поджала губы, Красавчик улыбался, Бабушка и дочери взирали на младенца с любопытством и симпатией, в глазах остальных читалось явное осуждение и сладкое предвкушение скандала, вздумай только он выставить кроху за дверь…