Танцующей, полной энергии походкой Марина входит в комнату. - Случайный звонок, - говорит Марина. - Кто-то перепутал номер, да еще и ругаться вздумал. Дескать, как нет таких, когда мне номер дали. Знаешь, как это бывает... Сумасшедший дом. - Ы, - соглашается Александр. - Ну, вот, Саш, мне уже и опять пора, - говорит Марина. - Выйду сегодня чуть пораньше, а то вчера еле успела. Так все ездит погано... а у нас строго! - Ы! - понимающе говорит Александр. Марина уносит на кухню посуду со столика у изголовья мужа и уходит одеваться.
На этот раз Марина пришла даже несколько раньше, чем нужно. Оператор предыдущей смены сидит за монитором, покуривая с усмешечкой, и следит, как на экране браво тараторит бородач средних лет в породистой, не снятой с головы шапке и расстегнутом пальто с роскошным воротником. Марина замирает поодаль, чтобы не мешать оператору, и прислушивается. - ...Нет, я не утверждаю, разумеется, что проблем нет. Есть, есть проблемы. Но просто надо стараться. Не раскисать, не сидеть, сложа руки, и не ждать, когда начнет падать манна небесная... Работать! И все будет. Вот как у меня. Я плаксам так и говорю теперь: ах, у тебя нет денег? Так иди и заработай! - он говорит очень горячо и убедительно. - Столько возможностей! Столько дела кругом! Просто мы слишком привыкли жить по указке, и никак, черт возьми, никак из нас это не выбить! Делай, что велено, а тебе взамен дадут этакий, знаете, прожиточный минимум. Пайку. Нет, дорогие мои, лагерем была страна, одним громадным лагерем - но лагерь кончился. Теперь не от конвоира человек зависит, и не от начальника охраны, и не от кума, так сказать... Только сам от себя! Камера отключается, и изображение пропадает - только вновь вхолостую бежит рябь по экрану. Оператор от удовольствия аж причмокивает: - Во дает! Во чешет! Как настоящий, - оборачивается к Марине: - А, это вы... Тут к вам претензии какие-то по поводу вчерашнего... - Какие претензии? - испуганно спрашивает Марина. Самообладание ее все-таки начинает давать сбои; она уже перешла черту. - Да шут их знает... Материал не тот. Альбина уж чертыхалась сегодня, чертыхалась... - У вас не найдется... простите... сигареты? - спрашивает Марина после паузы. - А? Да, вон на столике, за кружкой. Марина нервно закуривает чужую сигарету - зажигалка ее тоже уже еле дышит. И в этот момент в помещение входит человек, который только что говорил на экране. Снимает шубу и шапку, и остается в жалком костюмчике, совсем не соответствующем снятому первому слою. Отклеивает бороду, трет ладонью кожу усталого, совсем уже не жизнерадостного лица. И надевает валяющееся на диване поношенное пальтишко, заматывает шею шарфом... - А я вас узнала, - вдруг тихо говорит Марина. - Лет восемь назад видела вас. Вы так играли Федора Иоанновича... Человек оборачивается к ней, долго всматривается ей в лицо пустым взглядом. - Лучше бы не узнавали, - глухо говорит он и шагает к двери, но на пороге показывается Альбина. - Да-да, сейчас, - говорит она кому-то, оставшемуся сзади. - Подождите, вместе поедем. Надо человеку заплатить, старался же... Входит в комнату и видит Марину. Но подчеркнуто отворачивается и говорит актеру: - Ну, вот видите, совсем не страшно. И очень быстро, - протягивает ему какую-то бумажку. - По этой ведомости получите гонорар, выплата у нас пятнадцатого... Актер, скомкав бумажку, поспешно запихивает ее в карман пиджака и, не глядя ни на кого, пряча глаза, стремительно выходит. Альбина провожает его взглядом, потом поворачивается к Марине. - Теперь с вами, голубушка моя, - говорит она тоном, не предвещающим ничего хорошего. - Что вы нам тут вчера понаписали? - Что было... - растерянно говорит Марина. - И больше - ничего? - Нет... - Оставлять все это на пленке - ну, чем вы думали? Неужели не понятно, что хватит с нас чернухи? Люди устали! Понимаете? Нужны какие-то положительные примеры, положительные эмоции! Мгновение Марина молчит, потом встряхивает головой. - Я не знала. Вы же мне не объяснили... - А у самой-то у вас есть мозги в голове? Или совсем уже не осталось? Марина сдерживается. У нее нет другого выхода, как сдерживаться- хотя хамство переносить ей тяжко, и это заметно. Альбине это тоже заметно вероятно, именно поэтому она и говорит, не стесняясь выражений. - Наверное, те, у кого все хорошо, не идут сюда выговариваться... - Значит, надо организовывать! У нас рейтинговая передача! Кто станет смотреть на этих рептилий? - Какие же они рептилии? - все-таки срывается Марина. - Они - живые... и страдают!.. Мгновение Альбина молчит. - В общем, мне хватило одной пробы. Мы с вами не сработаемся. Вы можете идти домой. - Вы... Но... Альбина Давыдовна, так же нельзя. Я ехала... - Никто вас не заставлял. - И вы мне... не за... - ей трудно, стыдно выговаривать это слово, но выхода нет, - на зап... платите ничего? Альбина картинно вздымает брови. - За что? - Ну я поняла! - кричит Марина, как раненная. - Я поняла! Я организую! Давайте попробуем еще! - Нет-нет, голубушка. У меня чутье, мне хватает одной пробы. - Ради Бога!!! Альбина секунду молчит, брезгливо глядя на Марину. Потом чеканит: - У нас не богадельня. - Мы делом занимаемся, - поддакивает оператор - но с едва уловимой иронией, ерничая. Видимо, это единственная форма независимости, которую он может себе позволить. Похоже, он местный диссидент. Марина стоит неподвижно. Альбина поворачивается и уходит. Все ясно, все решено. - Она - тетка железная, - почти сочувственно говорит оператор. - Ничего ей не докажешь, если решила. Марина медленно уходит - и, поднимаясь на улицу из полуподвального помещения операторской, успевает заметить, как садится в автомобиль Альбина. Альбина тоже успевает ее заметить. Высокомерно хлопает закрытая с размаху дверца. Автомобиль уезжает, и Марина вновь идет по безлюдной улице одна.
Снова ночной путь по полосе препятствий, заваленной свежим снегом, в котором вечерний народ уже протоптал глубокие, узкие царапины тропинок. Ни души кругом. Снегопад продолжается, но уже не такой, как днем; едва-едва, в полном безветрии, порхают редкие снежинки. Низкое небо подсвечено дальними огнями центра города - и это единственный свет. На фоне этого призрачного свечения мертвыми противоестественными громадами дыбятся темные дома.
Свеча горит на блюдце, стоящем на столике у изголовья постели. Головы Марины и Александра - рядом, на соседних подушках. - Ну и не пойду туда больше, - негромко, очень убедительно объясняет Марина. - Раз они цикл свой уже отсняли, так и пусть их. Потом, может, что-то другое начнут... Главное, зацепка осталась. Жаль, конечно - но, как ты говоришь, всех денег все равно не заработаешь. А завтра мне спозаранку тоже никуда не нужно. Так что выспимся наконец, выспимся, Сашка!.. Хорошо-то как будет! Целует его в щеку, потом, приподнявшись на локте, нагибается к свече и задувает ее. Темнота.
Их будит долгий, требовательный звонок в дверь. Ничего не соображая со сна, Марина вскакивает, набрасывает халат. Бежит к дверям. За окном зимнее позднее утро. Полусвет. - Кто там? - хрипло спрашивает Марина. - Марина Николаевна, это вы? - раздается голос молодого чиновника из "Эльдорадо". - Не обессудьте, что мы без звонка, но клиент очень спешит... Это по поводу квартиры. - Какой квартиры? - ошеломленно спрашивает Марина, пытаясь хоть как-то, хоть пятерней, привести в порядок спутанные и всклокоченные волосы. - Вашей, вашей квартиры. Марина, словно под гипнозом, открывает дверь. Входит явно весьма важный человек - возможно, мы видели его мельком за столом на презентации у Ольги - и безупречно вежливый и предупредительный молодой чиновник. Оставляя следы снега на полу, идут в кухню. - Добираться сюда не сахар, - говорит, не обращая на Марину ни малейшего внимания, важный человек. - Конечно, у мальчика машина, но все-таки... - Зато буквально в пяти минутах ходьбы - большой парк, - корректно возражает чиновник. - Есть где подышать свежим воздухом, погулять с друзьями и подругами, заняться спортом... - Это так, - соглашается важный человек. Марина не может вымолвить ни слова, и только смотрит, как они деловито заглядывают в ванную, в туалет... - Ремонт минимальный, - говорит чиновник. - Квартира небольшая, но в хорошем состоянии. Здесь, как видите, жила довольно аккуратная семья. - Как - жила? - задыхаясь, произносит Марина. - Ну - живет, живет, - досадливо обернувшись к ней, поправляется молодой чиновник. Визитеры проходят в комнату и замечают постель. - Это что? - спрашивает важный человек. - Видимо, больной, - хладнокровно отвечает чиновник. Важный человек делает шаг назад. - Не заразный, надеюсь? - спрашивает он. Чиновник вопросительно смотрит на Марину. - Вы... Послушайте... По какому праву вы вламываетесь в мой?.. - Мы отнюдь не вламываемся, Марина Николаевна, - пожимает плечами чиновник. - Мы работаем. Право на осмотр квартиры потенциальными покупателями оговорено в договоре, который вы вчера подписали... А время не ждет. Через шесть дней вам все равно придется так или иначе... - Как - дней? Чиновник снова пожимает плечами. - Ну - так дней, - говорит он абсолютно невозмутимо. - Если в течение шести дней вы не внесете обратно сумму залога с полагающимися процентами... - Вы же сказали - шесть месяцев! - кричит Марина. - Я сказал - шесть месяцев? - чиновник непробиваем, а важный человек брезгливо кривится, как-то искоса глядя на Марину оценивающим взглядом. Не понимаю... Я не мог сказать такой глупости. Впрочем, давайте посмотрим договор. Марина лихорадочно роется в своей сумочке, висящей на вешалке рядом с кителем, украшенным издевательски сверкающими, ничего не значащими медалями и орденами. Достает. - Вот... Чиновник листает, находит. - Ну конечно, - показывая пальцем, протягивает документ обратно. - Даже если я оговорился... от усталости, знаете, всякое бывает, работы очень много... черным по белому написано - шесть дней. Марина долго вчитывается в трепещущий в ее нетвердой руке лист бумаги, потом поднимает помертвелое лицо. - Как же вы можете так? - тихо говорит она. - Что ? - картинно не понимая, спрашивает чиновник. - Это же... И она умолкает. Слова бессмысленны. - Вы ведь читали договор, - с начинающим закипать праведным раздражением говорит чиновник. - Вот ваша подпись! - Я сегодня же внесу обратно деньги,- говорит Марина, комкая бумажку. - Это ваше право, - хладнокровно отвечает чиновник. - А теперь, - кричит Марина не своим, отвратительно визгливым, на грани безумия голосом, - вон отсюда оба! - Пойдемте, право, - говорит важный человек чиновнику. - Мне совсем не улыбается подцепить от этих какую-нибудь заразу. Они идут к двери. - Хозяйка аккуратная, - говорит важный человек чиновнику, - но, по-моему, сумасшедшая... И, знаете, нужно будет продезинфицировать тут все. Дверь захлопывается. Александр смотрит на Марину с подушки. Она проводит ладонью по волосам, по щекам. - Саша... Ты только не волнуйся... - бормочет она, а потом вдруг срывается с места и начинает лихорадочно одеваться. - Я сейчас... сейчас. Это ошибка, это недоразумение... Я приду, и пообедаем, а пока... пока... - она уносится на кухню и уже через секунду бежит обратно в комнату с остатком купленного позавчера батона на блюдце, - пока вот, если проголодаешься, булочки покушай... Я скоро, Саша! - Ы-ы-ы! - доносится из комнаты. Это уже не голос лишенного возможности говорить человека - нет. Протяжный, долгий, жуткий вой смертельно раненного зверя. - Ы-ы-ы-ы!!