— Удачи, доченька… — целуя меня в щеку на пороге, напутствовала мама.
— Спасибо. Пригодится… — вздохнула я.
— Всё будет хорошо. Обязательно. Ты справишься…
Мне бы её веру в меня. Как вспомню ту мумию, что сейчас лежит в больничной палате, так уверенность в собственных силах начинает стремиться к нулю.
Днём пройти на территорию больницы оказалось не так-то просто. Потребовались документы, и шла я в этот раз совсем другой дорогой. Поплутала немало без сопровождения. Анжела побоялась лишний раз хоть на минуту отойти от брата.
— Как он? — поинтересовалась, наконец-то оказавшись в палате.
— По-прежнему. Только пальцами шевелил. Врач сказал — значит, прогресс идёт. Надеюсь это так.
Подошла к койке. На глаза невольно слезы наворачиваются. Не думала, что в столь короткий срок человек может настолько исхудать. Сейчас его не узнать.
Теперь вопрос как незаметно подложить амулет. Вешать на шею нельзя. Вон, с него даже крестик сняли — лежит на тумбочке. На руку или ногу надеть? В теории можно, но как к этому отнесутся медики и Романа родня — неизвестно. Остаётся только под матрас или подушку подложить втихомолку. Так он тоже должен сработать. Вот только как это сделать незаметно?
И как назло Анжела ни на шаг не отходит. Максимум присела в кресло, но при этом глаз не отводит, следя за малейшими изменениями.
Взяла флакон с эфирным маслом, придвинула стул. Села. Взяла Рому за руку. Мысленно передаю ему жизненную энергию, моля Высшие силы и духов рода ему помочь. И жду, когда же его сестра ослабит бдительность. Перебираю в голове руны, составляя став. Старые заготовки имеются конечно, но чувствую — всё не то. Хочется доработать под конкретный случай.
— Я быстро… — выдернула меня из размышлений Анжела и вопреки своим словам, как-то вразвалочку, едва ли не кряхтя встала и направилась к туалету.
Видимо она свой организм уже ушатать успела бессонными ночами и нервотрёпкой. Ну да ладно. Главное ещё чуть-чуть и я останусь один на один с Ромой.
Едва закрылась дверь, я тут же запихнула под простынь амулет. Откупорила флакончик с эфирным маслом и принялась рисовать придуманный став на Ромино запястье. Так моё художество никто не увидит, а работать оно будет. Успела закончить как раз в тот момент когда Анжела вошла в палату.
И вот же чудо. А может и просто совпадение? Рома тут же открыл глаза.
— Девочка моя… Родная… — хрипло прошептал он, и его губы растянулись в пародии на улыбку.
Я аж вздрогнула от представшего моему взору зрелища. Глубокие морщины сильнее прежнего избороздили лицо… Половина зубов отсутствует… И взгляд… Жуткий. Эти запавшие глазницы… Будто мумия на тебя смотрит. А прежде у него такая красивая улыбка была, какая-то мальчишеская, и глаза светились… Ну да ладно — восстановится ещё. Главное, в себя пришёл.
Анжела тут же засуетилась, подскочила к нам. Схватила его за руку. Причитает.
Роман взглянул на неё и как-то устало закрыл глаза.
Глажу его по волосам. Щеке. Он улыбается. И эта улыбка для меня сейчас дороже всего на свете. Слишком он под кожу залезть успел. Наволновалась пока гадала куда он пропал. И пусть он сейчас слаб. Главное жив, пришёл в себя. С остальным справимся.
В этот день он практически не двигался, то бодрствовал, то засыпал, но сознание больше не терял.
— Останься… — попросил он ближе к вечеру, и я тут же поймала полный мольбы взгляд его сестры.
— Останусь… — пообещала я.
Первые три дня прошли почти без изменений, я даже растерялась — почему мои усилия проходят мимо? А потом, внезапно начались улучшения. Рома уже сам садился, ел. Даже пытался пусть и с посторонней помощью добрести до душа и туалета. И главное он начал шутить.
— Теперь точно придет в норму, — произнесла медсестра, услышав его очередной каламбур.
Мы с Анжелой вопросительно уставились на неё.
— Я пятнадцать лет в реанимации, — начала издалека пояснять она. — Примета есть верная — если пациент шутит — значит выживет.
И она оказалась права. Вскоре его перевели в другую палату. Здесь имелось всё необходимое для комфортного времяпровождения — условия не хуже чем в отеле. Анжела теперь смогла вернуться домой и выйдя на работу навещала брата лишь по вечерам и звонила днём. Меня же он не отпускал, ссылаясь на то, что рядом чувствует себя лучше. Что и не мудрено, ведь я подпитывала его своей энергией.
— Вот выйду отсюда, кое с чем разберусь и мы поженимся… — заявил однажды он.
Тогда я только глаза к небу возвела, мол, ты не исправим. Спорить не хотелось. В целом я и сама не понимала чего хочу. От этих отношений. От жизни в целом. Как-то устала за последние месяцы от волнений. Начало казаться, что одной быть проще. Не надо ни под кого подстраиваться. Ни о ком волноваться.
Ведь даже сейчас — в больнице — он постоянно норовил прикасаться. Буквально требовал чтобы я сидела рядом, или вообще ложилась на его постель. Близости не было в плане секса, но тактильный контакт почти постоянный меня уже раздражал. Как и его привычка вечно держать включенным телевизор. При моей любви к тишине это вызвало немалый дискомфорт. Пока я терпела. Не желая расстраивать едва идущего на поправку. Но потом… Потом мечтала о глотке свободы.
Вот только всё равно постоянно волновалась. О том как там мама пока я тут. А стоило уехать ненадолго из больницы и переживания переключались на Романа. И самое страшное — сразу начинала скучать по нему. Тянуло оказаться рядом. Начинало не хватать тех самых жутко раздражающих прикосновений.
Лишь бы не влюбиться вопреки всему… Мало мне истории с двулапым? Одно дело завести любовника исключительно здоровья ради, а чувства… Чувства это уже лишнее. Хватит. Плавали. Знаем.
Так почему же я здесь? Что меня держит? Необъяснимое чувство долга?
Увы, ответа на этот вопрос у меня не было. Мысль о том чтобы связать жизнь с Романом пугала. Слишком во многом придется подстраиваться. Слишком мы разные. И в тоже время стоило подумать что мы больше не увидимся, и… Это ввергало в уныние.
Глава 24
Спустя неделю мы уже прогуливались по территории больницы. Роман был ещё слаб — приходилось присаживаться для передышки на каждую вторую лавочку, коих тут хватало, но главное — прогресс явно прослеживался. Хотя внешне он по-прежнему был крайне истощен. Одежда идеально сидевшая по фигуре до происшествия, сейчас болталась как парус. Но несмотря на это ещё через неделю он потребовал у врачей чтобы отпустили его домой. И добился своего. Я едва не забыла в этом переполохе забрать амулет. И вздохнула с некоторым облегчением. Всё же Ромино выздоровление вытянуло из меня немало энергии и кажется даже жизненных сил.
— Спасибо, родная, за то что ты есть… — взяв меня за руки и заглядывая в глаза, произнёс он в день выписки. — У меня к тебе просьба… Ты не могла бы отвезти меня?
Я опешила. За эти пару недель я ничего не рассказывала ему об аварии. Как и о своих финансовых затруднениях. Первое явно не то о чём стоит напоминать, ведь он в больнице оказался именно после аварии. А второе… Как-то неудобно. Мне всегда сложно признавать свою слабость. Кажется будто просишь милостыню. Проще промолчать и самостоятельно справиться со всеми проблемами. Да и вообще, ему сейчас нужен позитив, а не вот это всё…
— И ещё, родная… — не дожидаясь ответа продолжил он. — Я хотел бы познакомить тебя с моей мамой…
Последние слова совсем выбили меня из колеи. Наши отношения завязались весьма странно. Да и развиваются, мягко говоря, не по стандартной схеме типа свиданий, цветов и поцелуев или чего-то большего. И вот так? Сразу мама…