С «Лирой» мы однажды пересеклись в «Молотке» (ДК «Мир») и даже отыграли на импровизированном сейшене. Тогда в нашей группе уже появился второй солист Паша Солодников. Паша состоял на учёте в психдиспансере, у него имелись какие-то проблемы с головой, но это не мешало нам дружить и слушать записи зарубежных кумиров. Пашка безоговорочно любил «Роллинг Стоунз», тогда как я абсолютными авторитетами считал «Битлз». Наша коронная фишка, песня «роллингов» — «Out Of Time». Мы откатали композицию до совершенства (в нашем понимании) и всегда пели ее не только на своих концертах, но, и по возможности, на чужих выступлениях. Обычно это удавалось — музыканты народ дружный, вот только на танцах в Юкках, где мы были гостями «Кочевников», получился облом, я с Пашей сунулся на сцену, но Миша Боярский (тот самый) и его команда воспротивилась — не судьба!
Администратор Лёва нам денег не платил, не считая одного-двух рублей на проезд и мелкие расходы, мотивируя свою жадность тем, что все сборы идут на аппаратуру и даже обещал «шуровские» микрофоны. Микрофонов что-то не припомню, а вот в «Серую лошадь» (фабрика-кухня на проспекте Карла Маркса) за крутыми отечественными «кинаповскими» динамиками, ездили.
«Серая лошадь» — место памятное. В первую очередь из-за хорошего зала на втором этаже, в котором тогда располагался ресторан. В своё время, там проводились рок-концерты под эгидой райкома комсомола и много других мероприятий, в которых участвовали питерские команды. Эту эпоху подробно описывает в своей книге Владимир Рекшан — лидер культовой группы «Санкт-Петербург».
В «Фениксе» часто менялись гитаристы, одним из последних на моей памяти был Федор Столяров, который продолжил музыкальную карьеру и выступал вплоть до середины восьмидесятых в собственном коллективе «Дилижанс». Много лет спустя мне довелось вновь встретится с Федей и долгое время с ним общаться, но это уже другая история.
Положа руку на сердце, скажу, как музыкант я в той группе не состоялся. Так, юношеское баловство. Немного попел, чуть поиграл на барабанах и знал два-три аккорда на гитаре. В репертуаре не имелось ни одной своей композиции, лишь советские эстрадные шлягеры и, естественно, хиты известных западных групп. Вот тут я и оказался нужен команде: приносил записи, затем на слух снимался текст (очень условно приближенный к английскому) и аккорды.
Вот эпизод по теме: пробовали исполнять песенку из кинофильма «Личная жизнь Кузяева Валентина». Там были такие слова:
«И ничего, что не прав ты иногда.
Если надо, мы дадим тебе совет.
— Ходишь в турпоход?
— Да!
— Хочешь миллион?
— Нет!»
Безобидные слова ленинградского поэта Кима Рыжова вызывали бурную реакцию в строчке «хочешь миллион?». Все начинали хихикать, видя усмехающиеся морды музыкантов, петь ее было совершенно невозможно. Пришлось песню к исполнению забраковать, и позже шлягер 67-го года включил в репертуар ВИА «Садко».
Помню, мы какое-то время репетировали в студенческом городке между Новоизмайловским и Московским. Тогда я разучил песенку британской группы The Hollies «Tell Me To My Face», но по каким-то причинам группа её почти не исполняла. В конце семидесятых эта энергичная баллада стала широко известна благодаря кумиру эстрады Джо Дассену, но он пел на французском языке. Я ещё подумал, кто же переводил певцу с языка оригинала. Позже выяснилось — он сам и переводил, ведь родной язык Дассена английский, а французский он выучил, переехав во Францию в 12-летнем возрасте.
Летом того памятного 1969 года кто-то из заводских приятелей принес сингл в простой бумажной обложке без картинок. На кругляше «сорокапятки» было оттеснено название лейбла и, естественно, имя какой-то группы с непонятным названием «Procol Harum» и ещё более непонятной композицией — «A Whiter Shade of Pale». Как часто делали в то время, отверстие на сингле было диаметром 24 мм. Позже я узнал — такой стандарт установлен для проигрывания в американских музыкальных автоматах. Но у нас выпускался специальный вкладыш с приклеенным кусочком бархата для чистки диска, позволявший проигрывать пластинку на 45 об/мин.
— Нет, ну ты послушай эту лабуду, — посоветовал владелец пластинки, — ежели чего, бери за трёшку.
Придя домой я поставил «сорокопятку» на проигрыватель, но тут мне позвонили из больницы на Боткинской. Тётушка, которой шёл уже шестьдесят девятый год, умудрилась сломать шейку бедра. Типичная старческая неловкость, но мне надо ехать навестить больную. Вот ведь судьба — именно эта досадная травма, которая надолго уложила её в больничную койку, помешала круто изменить нашу жизнь. Об этом потом. А тогда я опять оказался предоставлен сам себе.