В группе произошли изменения. Комиссовался наш барабанщик (язва желудка, кажется). Искать замену не стали, а посадили на место ударника меня и заставили отбивать «двойки», «тройки», разучивать «лупы» и «петли». Ну и, поскольку большинство ребят имело музыкальное образование, меня натаскали довольно быстро, карая нещадно за сбивку с ритма и «пустые такты».
С новым осенним призывом у нас появился свой звукооператор Андрей Спрынчан. По его рассказам, он был хорошо знаком с набиравшими популярность «Песнярами». До призыва помогал землякам с техникой, когда те ещё играли на минском кирпичном заводе. Андрюша не только занимался аппаратурой, паял схемы для «квакушки» и «фузза», но и стал нашим фотографом, благодаря чему сохранилась куча армейских снимков.
Группе придумали название — «Военная романтика». Сперва я хотел, как это принято на западе, увековечить имя на «бочке» (большом барабане), но получил дулю от «полкана». Тогда я нашёл компромисс — разноцветным лаком вписал в окружность бубна название нашего ВИА. Держу в руках фотографию тех лет, где мы сняты на крыльце дома офицеров: я сижу с тем самым бубном, надо мной Юрка Портнягин, у него на плечах Зубаков, а с боков поддерживают их Терешко и Зонов. Забегая вперёд скажу, что трое из «Военной романтики» после армии приехали в Питер, двое поступили в институт культуры. Само собой, мы несколько лет тесно общались до диплома. Привет, мужики! Как вы?
Однажды с концертом приехали сами «Песняры». Главного «песняра» Мулявина не было, за старшего выступал его брат Валерий. Уровень подготовки и оснащения произвёл сильное впечатление. Мы как-то сникли, разница между нашей самодеятельностью и профессионалами оказалась очень велика. Но смотреть, а, особенно, слушать будущих легенд советской эстрады было занимательно. Когда музыканты отыграли и стали собирать инструменты, мы всем скопом высыпали из-за кулис. Восхищенно рассматривали аппаратуру, ребят особенно впечатлил «Fender Jazz Bass», с родным комбиком. А я же не отходил от барабанной установки «Premier». Андрей Спрынчан оживлённо болтал с земляками, те поглядывали на членов «Военной романтики» свысока и явно не испытывали желания с нами брататься. Повздыхали и разошлись — служба, знаете ли.
Через несколько дней после памятной встречи Зубаков уехал в отпуск, а по возвращению удивил всех новенькой бас-гитарой «Орфей», стилизованной под знаменитую «скрипку» Маккартни. А вскоре ещё одно пополнение — в клуб привезли рижскую ударную установку (на барабанах с пластиковым покрытием). Установка достаточно прилично выглядела, а после настройки классно зазвучала, не в пример старой раздолбанной «кухне». Но до поры играть на новых барабанах разрешалось лишь в исключительных случаях.
После Зубакова в отпуск уезжал я. Отпуск в жизни солдата второе по значимости событие (первое — дембель, третье — присяга). Кто служил, меня поймёт и проникнется. Рудаков заказал мне офицерские линейки, широкие рейсфедеры и чернила для фломастеров, музыканты — динамики, звукосниматели, записи рок-новинок и всякую мелочь. Я был всем нужен и все были нужны мне!
В Ленинграде я прямо в военной форме сунулся на «Галеру». Там меня безуспешно пытался прихватить патруль, но, главное, я вновь встретил своих друзей спекулянтов и разномастных музыкальных деятелей, шифрующихся под обычных граждан. Хорошо дома! Но, чтобы почувствовать себя полноценным отпускником, пришлось переодеться в гражданскую одежду. И пошла гульба! Я связался с Юрой Белым (одна из значительных фигур питерского движения меломанов). Он записал на магнитофонную приставку «Ноту» несколько бобин с рок-новинками. Город оказался мил и ласков со мной: друзья помнили, знакомые не забывали, девушка ждала, родные откармливали домашними лакомствами. Впереди ещё несколько месяцев военной службы, а на дворе слякотная весна 1972 года.
Я вернулся в часть пьяненьким, помятым и без обещанных динамиков, но остальные просьбы исполнил. Упаковка с динамиками была успешно забыта в железнодорожном вагоне, хотя, кто будет ругать подавленного гражданским разгуляем отпускника. Начались серые будни, подслащённые творчеством на базе дома офицеров. У нас уже сложился репертуар, за плечами несколько выступлений. Новые композиции проходили обязательную цензуру в лице начальника дома офицеров, который присутствовал на прослушивании с важным видом главного идеолога и плющил кресло в первом ряду.
На английском языке петь не разрешалось (по крайней мере, на официальных мероприятиях), поэтому любимый зарубежный рок лежал под запретом. Но существовал очень простой способ, которым пользовались многие музыканты периода застоя, — переводить текст или подгонять свои стихи под известные шлягеры. Мы стали хитрить. Поэтический труд пришлось взять на себя, что-то писал и добавлял Юрка Портнягин. Одной из таких «зашифрованных» композиций стала замечательная тема Джоржа Харрисона «Something» из репертуара «The Beatles». Ребята старательно разучивали гитарное соло, подбирали гармонию и накладывали новый текст. В общем, подогнали и адаптировали под русскоязычную версию. Начальник приготовился слушать.