Через пару дней мы прощались с полком. Мне увозить было нечего, а вот остальные музыканты тащили с собой несколько деревянных контейнеров из-под авиационных приборов. Пацаны заботливо уложили туда усилители, микшерский пульт, «примочки» для гитар, микрофоны. Командир ТЭЧ заволновался и стал проверять содержимое. В общем, криминала не нашли и после бурных объяснений и препирательств разрешили вывезти из части наше оборудование. В Лиде мы разделились, основная масса поехала московским экспрессом, а я прямым до Питера. Служба закончилась, впереди ждала вольная жизнь и новые рубежи.
МЕСТО РАБОТЫ — ЛЕНФИЛЬМ
7 ноября встречал дома, а после праздников направился в училище, которое успело переехать с набережной Карповки в здание бывшего лицея на Кировском (Каменноостровском). Старинное здание находилось аккурат напротив дома, где жил Алекс Зубковский, и где произошло судьбоносное знакомство с зарубежным роком. Стены новые — преподаватели старые. Меня помнили и на законных основаниях, которые давала служба в СА, включили в приказ о восстановлении. Учебный год уже начался, и переростка, которому пошёл уже двадцать второй год, с интересом разглядывали пацаны, недавно перешедшие на третий курс.
Выпуск моей старой группы состоялся ещё год назад, но кое с кем из прежних знакомых краснодеревщиков я встречался. И, конечно, среди них и мой старый дружочек Игорь Агафонов, который не без моей помощи подсел на рок-музыку, стал принимать деятельное участие в покупках-обменах пластов.
В декабре 1972-го года приехали в Питер мои армейские друзья. Боря Зонов, Игорь Зубаков и Юрка Портнягин. Однополчане целили в институт Культуры. Ребята проявили настойчивость: пошли на подготовительные курсы и устроились работать. На следующий год двое благополучно поступили, а вот Портнягин куда-то пропал, кажется, провалил экзамены. Все годы учёбы мы поддерживали дружеские связи. Сейчас о ребятах мне ничего не известно, вдруг откликнутся?
Жилось голодно. В феврале 1973-го, чтобы как-то пополнить скудный семейный бюджет, я устроился в отдел вневедомственной охраны при Калининском Райисполкоме на должность техника по сигнализации. Работа простая и особых навыков не требовала. Ночью, если срабатывала сигнализация, на объект выезжала тревожная группа и я с ними. Было несколько задержаний, но чаще всего ложное срабатывание. Вызывали ответственного («хозоргана»), который дарил ментам бутылку-другую алкоголя, чего закусить, и подписывался акт. Мы возвращались в отдел и принимали на грудь. Утром я ехал на занятия.
Весной началась практика в училище, затем экзамены. Сами экзамены начисто стёрлись из памяти, кроме одного эпизода. По литературе писал сочинение на вольную тему. Я выбрал «Бойцы невидимого фронта» по книге Юлиана Семенова «Семнадцать мгновений весны», а прочитал роман в толстом журнале, кажется, он назывался «Подвиг». Был покорён авторским стилем. Через три месяца вышел телесериал, который все знают.
Практику проходил на 4-й мебельной фабрике, место не нравилось, и перспектива остаться там работать совсем не привлекала. Я посоветовался с мастером, и выход был найден. По тогдашним законам требовалось отработать два года после распределения. Но, как отслуживший в армии, я мог подобрать себе место сам. Было лишь условие, чтобы будущий работодатель послал запрос в администрацию училища. Очень захотелось на «Ленфильм». То, что там снимают кино, все знают, а чем может заниматься столяр-краснодеревщик, мало кому было известно. Оказывается, на знаменитой студии есть цех декоративно-технических сооружений (ЦДТС), где бригада столяров без приставки «краснодеревщик» не покладая рук успешно трудилась на поприще отечественного кинопроизводства. В отделе кадров студии мне выдали запрос на красивом бланке и я загордился.
Я вновь пришёл туда уже в середине июля, предъявил новенький аттестат вместе с запросом, и был зачислен в штат ЦДТС. Работать оказалось очень интересно. В цеху из дерева изготавливали все, или почти все. Как правило, художник по картине приходил к нашему мастеру и выкладывал эскизы декораций. После обсуждения и корректировки мастер приносил листочки с чертежами нам работягам. Начиналось священнодействие с деревянным брусом, фанерой, а иногда, массивом ценных пород дерева, метизами и мебельной фурнитурой. Спустя время я играючи вязал оконные рамы, изготавливал двери, мебель и совершенно необычные вещи, которые после покраски и специальной обработки превращались на съёмочных павильонах в полноценный реквизит.