Следователь, тем не менее, спрашивает:
«Укажите, соответствуют ли повреждения на трупе повреждениям на одежде, если нет, то чем это можно объяснить?
Не лишенный чувства юмора эксперт, ответил:
«…объясняется отсутствием среди доставленной с трупом одежды предметов, обычно надеваемых на лицо».
12 января 2002 года, второй раз в постсоветское время в нашей стране праздновалась торжественная дата – 280-летие создания прокуратуры в государстве Российском. Учрежденная Петром I, она замышлялась как надзирающий за соблюдением законов орган, своего рода «государево око».
Я был приглашен на торжественное заседание и банкет, организованные прокуратурой Республики Калмыкия. Для этого был заготовлен букет цветов и приветственный «адрес» с подобающим текстом. Кроме того, я написал легкомысленные стишки, посвященные этой примечательной дате. Но на фоне патетических речей выступающих солидных людей я не решился прочитать их на публике, ограничившись стереотипными поздравлениями с юбилеем. Теперь, завершая главу «Сюжеты», я хочу воспроизвести эти не совсем серьезные вирши.
Итак…
ОДА ПРОКУРАТУРЕ – ГОСУДАРЕВОМ ОКЕ
Почти три сотни лет назад Великий Петр – царь Востока
Путем раздумий, без наскока,
Решил завесть к двум основным и третье
Государя «око».
А может, было все не так; похмельем утренним томимый,
Наш славный царь неутомимый,
В надежде как-то обуздать дурную русскую натуру,
Взял и создал прокуратуру.
При нем не то, чтоб меньше крали,
Но опасались – Кесарь крут!
Начхав на званья и регалии,
Мог запросто покласть под кнут.
Петр был поклонником Европы,
Юстиниана уважал,
Хотя за шалости холопов,
Простите, прямо голой жопой
На кол без жалости сажал.
Но эту дикость-извращенье
искоренить решил вконец.
И Праву Римскому священному
достойный возложить венец.
Прокуратура, несомненно,
была надежный инструмент,
И в этом качестве бессменно
России служит сотни лет.
Бывали годы перегибов,
когда селян и горожан
Без лишних правовых изгибов
определяли в каторжан.
Но в основном прокуратура блюла закон, который строг.
Коль ты мздоимец, вор, убивец,
Тебе - централ, тебе – острог.
А честным – нечего бояться;
Закон для них, как щит стальной,
Хотя не стоит обольщаться,
Что все здесь дружат с головой.
От исторических экскурсов вернусь-ка я в реальный мир,
С друзьями молодости дерзкой хочу продолжить этот пир!
Мы с вами Степь исколесили, Чечню, Ставрополь, Карачай.
В мороз и в зной закуской были не только хлеб и синий чай.
Раскрыты горы криминала, разрыты сонмища могил,
Здесь за столом почти за каждым – тот, кто мне дорог, кто мне мил.
Мундир пусть будет безупречен
на ваших дружеских плечах.
Свет мудрости пусть будет вечен
в уже немолодых очах.
Сегодня вместе мы подводим итог оценок.
Он каков?
Не так уж плох, сказал Цереныч.*
И с Вами я. Эксперт Гриньков.
* Хазиков Николай Церенович – прокурор Республики Калмыкия.
ДЕНЬ В ЖИЗНИ*
“
A
Джона Леннона и Пола Маккартни.
Расчесал волосы гребенкой,
Спустился по лестнице вниз,
Просмотрел утренние газеты…
Вот случай!
Там пишут про парня, которому здорово повезло –
Он брал крутой подъем на шоссе,
И его собственная машина
Вышибла ему все мозги.
Он не заметил, что на светофоре
Был красный свет…
Куча народу стояла и глазела,
До этого они успели заметить его лицо,
Никто не был вполне уверен,
Что он не был
Членом палаты лордов.
Заключительный аккорд из «Оркестра сержанта Пеппера» совпал по времени с противным звуком зуммера будильника, вырвавшим мое сонное сознание из чарующего музыкального морока ливерпульских дилетантов.
- Приснится же такая приятность! - мелькнуло в еще дремлющем мозге, но мимолетный взгляд в зеркало вернул меня в суровую действительность и завершил полное и окончательное пробуждение.
Причесывать было нечего. Когда-то относительно густые каштановые волосы превратились со временем в более чем скромную, будто потраченную седой молью, скудную растительность, ограниченную спереди внушительными залысинами, которые с большой натяжкой, при порыве добрых чувств к самому себе, можно было окрестить «сократовским» лбом. Контекст сократовского обличья подло нарушала плешь, угнездившаяся на макушке. Вокруг нее радиально змеились неэстетичные рубцы: результаты, отнюдь, не благородных сабельных ударов, полученных в боях во славу Отечества или за честь Прекрасной Дамы, а более плебейских ударов твердыми тупыми предметами или при воздействии головы о таковые при падении, что происходит иногда во время алкогольных эксцессов, которые, к счастью, случались не так уж часто (но кто в этом мире выработал четкий критерий упомянутой частоты «употребления»!?). С такими волосами в парикмахерских могли соорудить только одну прическу под названием «амнистия», а в обыденной жизни гребешок мне давно уже заменяли ладони.
Порочные морщины на впалых щеках - следы неправедной жизни - слегка маскировала такая же седоватая, короткая растительность, получившая с легкой руки киногероев Жана Рено название «мерзавец». Носить это «нечто» на лице меня заставляло не слепое следование дегенеративной моде, а куда более банальная причина; было просто лень бриться каждое утро.
Одним словом, изможденный лик, явившийся в зеркале, худой и небритый, заставил бы прийти в себя даже больного в состоянии ступора (в медицине – одна из форм расстройства сознания), не говоря уже хоть и о недужном на ноги субъекте, но, вроде, со вполне здоровой головой.
Спускаться по лестнице вниз для меня, в нынешнем положении было невозможно из-за поврежденной два месяца назад в автоаварии ноги, в результате которой кости левой голени и стопы оказались сломанными в пяти местах. Поэтому, с помощью ортопедических костылей я, растопырившись аки паук, лишь бережно перемещал свое тело в пространстве малогабаритной квартиры, предосторожности ради отставив назад безобразную гипсовую «культю», и постепенно осваивал все углы, включая туалет, в результате чего самостоятельная посадка на унитаз с недавних пор перестала казаться мне подвигом.
Утренние газеты, впрочем, также как дневные и вечерние, включая ТВ, (но о нем отдельный разговор), я давно не читал из-за устойчивого отвращения к мерзейшему пойлу под названием «информирование и развлечение населения», которым потчевали почтенную публику. Что касается телевидения, то после фразы одного респектабельного телебосса: «Пипл» (people – народ – англ.) все схавает!»,- желание кушать то, чем скармливают остальной «пипл», почему-то пропало бесповоротно.
Кроме того, при всей моей, как сейчас модно выражаться, толерантности – то есть терпимости, для меня лично оскорбительна торжествующе неприкрытая и агрессивная педерастия на «голубом» во всех смыслах экране. Эти расплодившиеся жеманные, женоподобные гуманоиды (вот где декаданс чистой воды!) с манерами дешевых проституток даже окрестили нас, настоящих мужиков, словно вымирающее племя, - «натуралами».