Электра отчаянно замотала головой.
— Хранишь дома медицинские штучки, не отрицай, я видел. Вызываешь меня в госпиталь, а потом…
— Зачем мне вредить тебе? В это нет смысла… И как? Я же не инженер. И не отлучалась, — перебила Электра. — Или… Думаешь, могла испортить твою машину, когда выходила за лекарством? Задержалась да, не сразу смогла найти ампулу, кто-то учинил беспорядок в хранилище.
— Если бы не стимулятор, я мог и не справиться, — признался Роберт. — Устал тогда сильно.
— Вот видишь, я помогла тебе, — жалобно сказала Электра.
Она все еще смотрела испуганно, грудь вздымалась. Не притворялась, эмоции Роберт чувствовал. Он подошел к столу, выдвинул один из ящиков, встав так, чтобы Электра могла рассмотреть содержимое, достал цилиндр, не спеша раскрутил его, и протянул.
— Держи.
Электра спокойно взяла цилиндр, внимательно изучая со всех сторон. — Внутри ничего? Думала там что-то важное, — произнесла разочарованно и положила на стол.
«Страха нет. О содержимом не знает», — подумал Роберт и включил экран, демонстрируя изображение иконки с перевернутыми крылышками.
— А это тебе знакомо?
Электра вздрогнула, губы предательски задрожали.
2
Электра только что ушла. Женские тайны, недосказанность, полуправда. Она скрывала что-то, боялась говорить. Роберт отпустил, так и не попросив Кристофа вмешаться. Принудительное сканирование — крайняя мера, подождет. Докопаться до сути, можно, станет ли от этого легче?
Бирюзовый шарф, цветы амаранта, тонкая, почти воздушная ткань, на мгновение образ возник перед глазами, и Роберт задержал его, снова вызвал из памяти.
Айрин не любила яркие цвета, выбирала спокойные оттенки, оттого шарф казался инородным элементом. Роберт вспомнил встречу жены с Электрой: помимо волнения и беспокойства, звучали капризные нотки, интонации казались чужими, во фразах проскальзывало легкое пренебрежение. Да, своенравная, даже шальная, Айрин не была грубой или надменной. Возникло ощущение двойственности и искусственности, словно с Электрой виделась не его Айрин. Незнакомка, способная на предательство? Одна с рядом ним и совершенно другая в кругу знакомых?
Роберт задумался. В жене всегда ощущалось противоречие, неявное — оно не бросалось в глаза, но проблема тянулась давно.
Девочка из богемной среды, праздной, ленивой. Среды, которую она не любила, но в которой вращалась с самого детства. Мама Айрин — актриса, иллюзионист высокого класса, изящная и утонченная, желала творческого занятия для дочери. Несмотря на хороший вкус и склонности к живописи Айрин преуспела лишь в копиях, не смогла создать ничего талантливого и оригинального.
Первые тесты на выявление способностей у детей проводили в пять лет, следующие в десять и завершающий этап в тринадцать. Определяли область, к которой ребенок предрасположен, чтобы заинтересовать и развить. Но выбор не навязывали, и если возникало желание, давали шанс реализовать себя в любой другой сфере. В большинстве случаях такой подход заканчивался успехом.
Айрин относилась к исключениям. Доминирующее направление, поддержанное матерью, после нескольких лет безуспешных попыток, вызывало у Айрин неприятие и она решила стать учителем, но после колледжа провалила работу в школе — не хватило терпения. Ученики и занятия выводили из себя, раздражала необходимость что-то объяснять или повторять. Эльза настаивала на живописи, но возврата в сферу искусства не последовало. Айрин отвергла и живопись и театр, не увлеклась музыкой или танцами. Роберт видел, насколько болезненны неудачи неудачи для жены — она никого не винила, но словно утратила интерес ко всему — и в отличие от родителей не торопил, терпеливо ждал, давая ей возможность определиться самой.
Роберт и сам не жаловал театр, хотя по другим причинам. Погружение в мир, созданный кем-то, объединение сознаний актеров и зрителей во время представления, действовали на него угнетающее. Он не мог расслабиться до конца, отдаться действию, приходилось сдерживаться, чтобы случайно не разрушить иллюзию.
Что Роберт любил по-настоящему, так это музыку. Азам его обучили в детстве, и потом, когда заперли на полгода в Сколлент Холле, он легко освоил игру на фортепиано, обнаружив мамин старый инструмент на заброшенной половине дома. Особенно привлекала импровизация. Хотя Роберт никогда не записывал собственных сочинений, полагая, что его музыка — всего-лишь мысль или фраза, и незачем повторять уже сказанное.