Листы... Пожелтевшая от времени бумага с неизвестными письменами... белые, полупрозрачные с чернильными пятнами... Листы... падающие, летящие, кружащиеся... Они подобны розовым лепесткам цветов на этом дивном кусте с сухими и яркими, ново-зелеными веткам... Ветер дунет и сорвет лепестки, качнутся диковинные цветы...
За Робертом снова пришли. На этот раз солдаты втащили его в лабораторию доктора и грубо толкнули к кровати, так что он с трудом удержался на ногах. Заставив лечь, они крепко затянули на нем ремни, не давая возможности пошевелиться и ушли, оставив на некоторое время в одиночестве. Вскоре в помещение появились генерал и доктор. Миллард, все такой же неуверенный и извиняющийся, быстро посмотрел на Роберта и отвел глаза. Генерал, придвинув стул, уселся рядом.
— Поговорим немного, — миролюбиво начал он.
— О чем нам с вами разговаривать? — удивился Роберт.
— Не понимаю, зачем ты так упрямишься. Ответь хотя бы на простые вопросы. Это ты можешь?
— На простые могу, — неожиданно Роберт согласился. Это противостояние порядком его утомило.
— Сколько тебе лет?
— Тридцать два.
— Выглядишь ты моложе... — задумчиво сказал генерал, — Хотя, пожалуй, будь ты моложе, вел бы себя по-другому.
— Я всегда такой, — усмехнулся Роберт.
— Упрямый?
Роберт кивнул.
— Ты думаешь — я чудовище, — мягко сказал генерал. — Но ты заблуждаешься. Только представь что произойдет, если твое упрямство направить в нужное русло? Сколько энтузиазма, сколько страсти. Ты тратишь огромное количество энергии, сопротивляясь. Прилагаешь такие усилия на борьбу со мной, когда мы могли бы быть союзниками.
— Неужели вы серьезно полагаете, что я стану вашим добровольным сторонником? — удивился Роберт.
— Я верю, что могу убедить тебя.
— У вас своеобразные методы убеждения, — ответил Роберт с горьким смешком.
— Истину не просто понять. А боль хорошее лекарство. Понимание приходит через страдание. Думаешь, мне нравится это делать? Я всего лишь хочу помочь тебе, раскрыть глаза на суть вещей. Это — необходимость. — Генерал говорил спокойно и терпеливо, словно разговаривал с непослушным ребенком. Роберта не переставало удивлять, с какой легкостью генерал меняет маски. То он тиран и садист, а сейчас — заботливый учитель, практически, наставник.
— Вы — безумец, генерал, а я — плохой ученик, — устало возразил ему Роберт.
— Твой случай запущенный, но не безнадежный. Я думаю, что и к тебе можно подобрать ключик, — пафосно заявил генерал.
Он дал знак доктору подойти. Миллард склонился над Робертом, прикрепив к его вискам присоски, от которых куда-то вбок протянулись длинные проводки.
— Вы собрались применить ко мне шоковую терапию? — удивился Роберт.
— Не совсем так, излучение немного другого характера. Видишь ли, на твой мозг мы еще не воздействовали. Это оборудование экспериментальное. Заодно и проверим, как оно работает. Получится двойная выгода, — усмехнулся генерал.
— Вы так хотите залезть ко мне в голову. Надеетесь взломать мой разум, зачем? — спросил Роберт внезапно изменившимся голосом.
— Я же сказал, всего лишь хочу помочь.
Роберт устало закрыл глаза.
Обжигающе яркая вспышка, чей-то сдавленный стон, вскрик, хриплый шепот... И он поплыл, скользнул в холодные объятья озера, медленно погружаясь все глубже и глубже, пока не достиг самого дна. А потом, бесконечно долго, он покоился там, внизу и смотрел широко распахнутыми глазами, на свет, проникающий сквозь толщу воды...
Водные растения, полупрозрачные селагины, длинными стеблями обвивали, опутывали его тело, прорастали сквозь него. А он лежал, раскинув руки и не сопротивлялся. И пытался вдохнуть, вобрать в себя холодную жидкость, но не мог. Водяная масса дрогнула, заставив селагины разжать хватку, и подняла его, вынесла на поверхность. И он покачивался посреди озера. А холодная вода баюкала и успокаивала. Нежно ласкала его истерзанное тело, удерживая на плаву и не давая погрузиться снова. А он смотрел на бугристые своды пещеры, по которым лары уже выводили светящийся узор...
— Держись Роберт, не спеши тонуть, — прошептал ласковый голос. И он, поддавшись на звук, на этот голос, поплыл к берегу...
Он очнулся. Генерал и доктор о чем-то говорили, голоса звучали возбужденно, спорили? Но он не мог разобрать слова, смысл уходил. Ремни с него сняли, однако шевелиться не получалось. Все тело застыло, а в груди пульсировала глухая боль, не давая нормально дышать. Он хватал воздух ртом, будто рыба, выброшенная на берег. Доктор что-то сказал, повернулся к нему, и он почувствовал легкий укол в руку. Боль медленно отпустила. Он снова нырнул, но на этот раз не в воду, а в густую, чернильную темноту, в которой ничего больше не было. А потом кто-то, наверное доктор, бережно поддерживая ему голову, поил его водой, и он тянул живительную влагу осторожными, маленькими глотками.